— Значит, чувство долга, — понимающе кивнул Джонатан, не без закравшегося в голос подтрунивающего сочувствия, — Не самый худший вид мазохизма, что ж, пускай.
Было несколько тяжело напомнить себе, что не всех может интересовать то, что он объявил целью своей жизни, но у него все же получилось. Очевидно, что мозг охотно впитывает информацию только тогда, когда чувствует в ней потребность. Вряд ли мисс Айсли знавала мешающие жить страхи — они тяжелые, с такими гирями никак не взмыть в те облака, в которых она витает. К счастью или сожалению — жизнь все-таки любила обрубать крылья, выливая на голову ушат отменного дерьма. Счастливы были те, кто учился его смаковать и находить в каловых массах алмазы. Счастливы и безумны.
Интересно, насколько крепок в ней стержень? Социальная инвалидность иногда ходила рука об руку со слабостью, внушаемостью, а иногда напротив, вытекала из непоколебимой внутренней силы, не нуждающейся во внешней оценке. Слияния одного и другого Джонатан не видел никогда — и не думал, что такое в принципе возможно. Непохоже, чтобы эта рубящая с плеча девушка нуждалась в положительной оценке — но откуда-то же взялся заскок доводить до конца даже глупые затеи. Автоматически предположил, что его лекции оказались именно в этой категории. Ничего страшного — уже свыкся с мыслью, что не реализовался как преподаватель — его дорога лежала в одиночных исследованиях; он, его горсть медленно умирающих подопытных и гипотетические толпы более везучих пациентов. Какая никакая миссия в жизни, в самом деле — полезен, следовательно, существую. Пускай в случае Крейна оно скорее звучало как "буду полезен", а в моменты проверки реальностью и вовсе "надеюсь, что когда-нибудь буду полезен". Тик-так. Действительно, от разом убежавших звуков слышно даже настенные часы.
— Да, сбежали, — подтвердил догадку, мысленно усмехнувшись, что спрятавшаяся в своем мире мисс Айсли упустила даже эту деталь. Когда-то Джонни тоже был такой — ровно до первого прилетевшего в спину камня; потом пришлось учиться настороженности — зазеваешься, упустишь очередную атаку. В южной Джорджии в почете всегда была грубая сила, мозги считались аксессуаром выпендрежного севера; кто-то из школьных учителей до сих пор жаловался на отмену рабства — Джонни в старших классах едва сдерживался, чтобы едко заметить — число рабов в мире после эмансипации только возросло вместе с человеческим населением, последнему неизменно и равнялось. Знал, что если скажет, потом не соберет кости — ничего, некоторые испытания нужны для того, чтобы укрепить позвоночник. Крейн лениво хрустнул спиной.
Странно, что в психологию лезли такие типажи — которые весь первый час казались особенно мертвыми, словно с массовой головной болью и зудом заснуть здесь и сейчас; возможно, у них было какое-то событие накануне, но Крейн спрашивать не стал — было слишком, прямо сказать, похуй, да и отвлекся на пустые страницы в тетради Айсли, на мгновение загипнотизированный такой простой белизной листов. Его блокноты подолгу никогда не пустовали и, исписанные тем самым легендарным врачебным почерком, напоминали едва контролируемый хаос с протекающей — нет, не крышей, но как минимум таки ручкой. Мистер Крейн — вырвало его из забытья и заставило прямиком взглянуть ей в глаза. Обычно его называли профессором или доктором; редкое "мистер" имело обыкновение раздражать, но сейчас он слишком отчетливо чувствовал себя просто Джонатаном, чтобы цепляться за мелочь даже в мыслях.
У мисс Айсли такая аура, что хочется просто сложить руки на парте, упасть на них головой и заснуть; или сделать вид, что заснул, вслушиваясь в тишину; или упереться лбом в окно и высматривать там то, что она гипнотизирует все лекции напролет. Не сказать, что Джонатан был разбалован ненапряжным общением в своей жизни, поэтому укол какого-то бессознательного любопытства все-таки ощутил, не испытывая желания сейчас же выйти из аудитории и с чистой совестью сесть на первый же поезд в Готэм. Он, по сути, имел на то полное право, раз основной костяк студентов разбрелся, а оставшаяся девушка, как выяснилось, была здесь из принципа, но раз случайность подкинула шанс провести время с кем-то живым вне извечной динамики врач — пациент, ученый — подопытный, профессор — студент, то... почему бы и нет. Что-то новое в веренице рутины. Зачем-то там. Пусть будет. Глупо отказываться от того общения, в котором можно спокойно молчать и пассивно изучать поведение кого-то, кого не собираешься ни лечить, ни травить. Просто вместе дышать в одном помещении — это даже волнительно.
— Уже взял из автомата, — мимолетным жестом показал на одиноко остывающий стаканчик, оставшийся на преподавательском столе, — Могу поделиться, стакан пока чистый. Просто... — на секунду сжал губы в тонкую полоску и провел по ним большим пальцем. Имел обыкновение трогать лицо, если раздумывал, что сказать — давняя навязчивая привычка.
— ...столик, конечно, замечательный, но там эти. Как их там. Ну, — щелкнул пальцами, как будто и вправду забыл, — Люди.
Пауза. Выразительная. Еще выпучил глаза. Ибо ужасные, невыносимые создания. Указал в сторону окна.
— Особенно сейчас в кафетерии, скорее всего, негде даже иголку кинуть, — первые капли дождя уже вовсю таранили стекло и стекали вниз пока еще медленными змейками. Судя по небу — скоро будет быстрее и хлестче.
Джонатан задумчиво уставился в эту картинку и что-то вспомнил. Что-то из своих давних глупых желаний, давно погребенное под слоями прожитых лет.
— Вы так часто смотрите в окно, что пора бы в него выйти. Выйдем? — Крейн бросил на Памелу азартный взгляд, — За тридцать девять минут вполне реально заработать пневмонию, но не нам, таким бесстрашным, об этом беспокоится, правда?
Готэмское небо тоже часто плачет, но его совсем не хочется утешать компанией. Слишком пыльно и грязно, окна словно покрываются ржавчиной после каждого ливня. В Сиэтле экология пока что была чище, соотвественно, это сказывалось на осадках.
— Мне всегда было интересно, каково это — оказаться наедине с миром, лежать на промозглой земле, и чтобы сверху хлестала вода.
Тут бы впору невротично подумать про дождевых червей, однако, избегать их с его стороны было бы как-то двулично. Впрочем, раз Памела не слушала, он мог позволить себе любой каприз. С ней или без нее. Но лучше все-таки с ней.
— Только умоляю, не поперхнитесь от романтизма. Я же нарочно.
Джонатан шкодливо улыбнулся и удивился, что в принципе так умеет. Все еще. Диво.
писатель/драматург,
сюда, в профильную соцсеть, интимных частей тела, Ваша жизнь вообще развернулась бы в другую сторону от подруги, ее мелкого извращенца-братишки и пиццы, что заказывается сразу несколькими коробками. Каков наш.. маршрут? Честно говоря, Леди, к старому Гиллу много кто приходит за помощью. Но Вам сейчас не помешала бы ванна на травах, массаж, чашечка чая. Вы же любите чай? Недавно привезли чудесный пуэр, не желаете отведать? Не слишком полезно, по сравнению с бутылкой вина, кусочком сыра, но что есть. В знак чудесного вызволения со дна и сотрудничества с известным режиссером. 
личке 
