2016 год, США, Фэрфакс, округ  Фэрфакс , штат  Вирджиния.
[indent] Элинор Арчер похожа на куклу, эта маленькая хозяйка большого частного дома в городке Фэрфакс, что является пригородом Вашингтона. Она точно сошла с картинки плаката 60-хх годов о счастливой домохозяйке Америки: белокурая, с вечно поднятыми локонами, большими серыми глазами с аккуратными тонкими стрелочками и всегда улыбающимися полными губами, в красивом, сшитом в частном ателье платье не понятной временной эпохи. У неё хватает нарядов, а к ним и драгоценностей, а её коллекции туфелек может позавидовать любая соседка; впрочем, они и завидуют за спиной её молодости и красоте, и веселому нраву, и счастливому браку. О, все соседки знают, что эта приезжая лисица ухватила классного парня при связях и деньгах, увела из-под носа у их дочерей славную партию, а теперь ходит и сует всюду свой острый нос, точно имеет на это право, точно одна из них.  Они не слишком стараются быть с ней дружелюбными, лишь любезными,  и то тогда, когда это необходимо.
[indent] Им невдомек, глупым расфуфыренным клушам, что Элинор Арчер – убийца; но убийца не нужна была бы дотошному и правильному Джонатану Арчеру, поэтому та, что взяла это имя, идеально исполняет свою роль, пока хватает сил, а их становится все меньше и меньше. Элинор Арчер вынуждена ходить к психоаналитику, делясь с ним своими проблемами, но только теми, которыми можно делиться, и получает свой постоянный рецепт на легкие успокоительные, которые принимает дважды в день, за завтраком и за ужином, запивая стаканом чистой воды. Она уже год здесь, а напряжение только растет и растет, вызывая проявления нервозной несдержанности, потому что театр хорош только для театра, а в реальной жизни он выматывает, хочется быть самой собой, хочется, чтобы тебя любили и ценили не за эти белые кудри и сияющую улыбку, не за статную фигурку и женственные манеры, а за то, что ты есть, просто есть, такая неидеальная, взбалмошная, временами нервная и вспыльчивая. 
[indent] Элинор знает, что каждый второй в этом городишке считает, что, в отсутствие Джонатана, о неё можно ноги вытереть, потому что она слишком слаба и беззащитна, чтобы кому-то что-то противопоставить.  А Элинор знает, где в доме лежит оружие, а где патроны к нему, и стискивает зубы до скрежета, слушая чужие бравады, чтобы не пойти и не взять его,  и не пустить в ход. Но такой куколке не положено драться и махать кулаками, миссис Арчер должна быть леди, а леди пускать в ход пушку последнее дело.  Ей осточертело это всё, хочется вцепиться кому-то в горло, но нельзя, нельзя, а Джо, как назло, постоянно пропадает в Вашингтоне на работе, а, приезжая, ищет умиротворения и внимания прелестной женушки, а не её проблем, большинство которых даже не воспримет всерьез, сочтя, что ей мерещится, ведь в чужом городе всегда тяжело первое время.
2020, июль, пригород Лондона, Великобритания.
[indent] От миссис Арчер давно осталось только лицо, немного постаревшее, а, может, так лишь кажется, потому что добавилось в нем ожесточения и темной решимости. Белые волосы давно отросли, перекрашены в темно-каштановый, а кукольные платья сменились удобными штанами и футболками, вместо лакированных лодочек от Версаче  пришли комфортные для быстрого перемещения кроссовки или ботинки на устойчивом каблуке. Теперь о миссис Арчер никто толком и не вспомнит иначе, как о одной из десятка несчастных жертв алегзандрийского маньяка, и каждая из тех, что четыре года назад поносили её, в разговоре с невольным трепетом касается этого женского имени Элинор, точно прошлое может воскреснуть, а призрак замученной и убитой женщины вернется из могилы, не упокоенный, терзать их, живых. Никто из тех соседей даже не усомнился в том, что миссис Арчер стала жертвой убийцы, грязного извращенца, потому что им всем трудно было представить в городе более красивую и более уязвимую особу, а чистота и беззащитность всегда притягивают всяких мразей.
[indent] Кэрри, глядя в голубой горизонт, нагнетающий краски в сине-фиолетовый с подступающим закатом, чувствовала, как непрошеная слезинка скользит по щеке от воспоминаний, и смахивала её сердито, пытаясь сохранить вид не зарёванным. Америка осталась так далеко, меж ними теперь океан, а прошлое, живущее там, все равно догоняет и никак не отцепится. Вот только не всё то, что было в те два года, уместно гнать, кое-что может оказаться очень нужным и теперь. Джонатан Арчер, казалось, не спешил объявляться, словно решил про неё забыть, и это было бы просто потрясающе удачно, только вот интуиция шептала не сбрасывать муженька со счетов; но, всматриваясь в пыль на горизонте, она рассчитывала увидеть совсем не его.

Отредактировано Rebecca Menger (24 Сен 2020 09:56:04)

2016 год, США, Фэрфакс, округ  Фэрфакс , штат  Вирджиния.
[indent] Слабость – удобна, от слабого человека ничего не ждут, не ощущают опасности, относясь к нему с снисходительностью , потому что в этот момент воспринимают себя сильными, возносясь на пьедестал, и гордо поглаживают собственное тщеславие. Сильному человеку мало кто хочет сочувствовать и помогать, потому что остается едкое послевкусие за каждой фразой: сам справится, раз такой крутой. Сильные люди вызывают восторг, но за спинами их ждут презрительные и злобные гримасы, полные затаенной неприязни, потому что на их фоне обычный человек начинает чувствовать себя ущербным. А тому, сильному, как бы не хотелось временами быть единым с обществом, до тошноты отвратительно ради этого изображать никчемность и трусость, он, как тягач-першерон, упрямо сжимает зубы и встает, снова и снова, чтобы тащить свою долю, пусть в одиночку и без посторонней помощи, с мыслью: я справлюсь, я смогу, вы, суки, меня не сломаете! А иногда бывает так, что человек вынужден быть сильным, заставлять себя преодолеть все свои тревоги и страхи, вопреки всему на свете выстроив идеально подогнанный по телу доспех рыцаря в шлеме с  закрытым забралом, за которым не видно ни слез, ни паники в расширившихся зрачках, ни боли в гримасе лица. Сила духа, вступая в противоборство с силой воли, с желанием видеть себя лучшим, чем ты есть, уступает этим двум непобедимым противникам, и в минуты ненастья, глядя на не поверженного исполина, все думают, что он силен, а он держится лишь на двух этих подпорках, копьями воткнутыми под лопатки и древком в землю.
[indent] Катрин Ферне родилась и росла очень гордым человеком, не желающим уступать ни на йоту своих принципов, в чем сразу узнавалось влияние деда-индейца, непреклонного старого вождя; глядя на него с внучкой, легко было представить, как когда-то эти люди, вооруженные лишь луками и копьями, полуголыми бросались на превосходящую армию британского и французского противника, и не отступали, даже когда  кони уже неслись по трупам их соплеменников, усеявших поле сражения. Она охотно бегала с ребятами в резервации и могла поколотить любого монреальского мальчишку, осмелившегося по глупости своей задирать её друзей, припоминая вековую вражду. Но была ли она так сильна духом, как всегда хотела считать, или служили этими крыльями все те же гордость и воля, привитые и взращенные дедушкой, с которым ребенком проводила много времени?  Элинор Арчер заставила саму Катрин усомниться в этом, вынудив обнажить то, что в  ней больше хотел видеть отец, пытаясь перековать маленькую дикарку в нежную девицу, достойную Старого Света; эту часть себя она не любила, если не сказать – боялась, потому что последний раз, когда пришлось быть такой, та дорога привела её в Интерпол, навсегда изменив всю жизнь. Теперь нельзя дать обидчику в морду, нельзя пристрелить или хотя бы просто, в назидание, попугать до полусмерти, выудив из-за пояса пистолет и ткнув в наглую морду.  Боевая девка была образом, за которым пряталась Катрин Ферне со всеми своими слабостями, а Элинор сделала её уязвимой, лишая этой защиты, оставляя обнаженной духом перед тем, что находилось вокруг, и, по прошествии года, сил почти не оставалось, потому что жить вот так, наслаждаясь своей слабостью, женщине было поперек горла, потому что звать на помощь унизительно, никогда не знаешь, кто действительно откликнется, чтобы помочь, а кто воспользуется этим, чтобы ранить больнее.
[indent] Арчер был человеком, привыкшим повелевать, и, несмотря на всю его любовь к жене, о которой он не стеснялся говорить, он ждал повиновения, следования своей воле; поначалу Элинор старалась не противоречить, изображая тот нежный образ, который его и подкупил, но с каждым месяцем становилось все труднее, потому что она переставала ощущать себя целой, словно её волю сжимали в тисках и всё сильнее закручивали рычаг, давя. А каждой женщине хочется иметь право голоса, пусть не в национальных масштабах, но хотя бы внутри дома, в котором она живет, иначе приходит чувство, что она вовсе не важна, всего лишь секс-кукла с функциями украшения интерьера.  Но, лишенная своей брони, Катрин понимала, что в прямом столкновении воли мягкая и эмоциональная Элинор медленно, но верно уступает жесткой властности Джонатана, и это пугало. Казалось, дни, которые он проводил в Вашингтоне, должны были приносить облегчение, но в вынужденной изоляции негласного противостояния агрессии соседей она не ощущала себя отдыхающей, словно весь город разом решил ополчиться на миссис Арчер за её ложь, как будто знал о том, в чем она лгала. 
2020, июль, пригород Лондона, Великобритания.
- Алекс! – широкая, такая знакомая ему улыбка, полная светлого радушия, расплылась на не накрашенных губах, а глаза заблестели приветливой душевностью. Словно подпрыгнув на месте из-за приподнятых и опущенных на землю через несколько мгновений пяток, женщина быстрым шагом, едва не переходящим на бег, приблизилась к прибывшему, после чего, уже стоя перед ним, на секунду, казалось, замешкалась, но робость быстро исчезла и, простирая руки, тотчас же «повисла» на шее мужчины, крепко-крепко сжимая руками чужую спину и плечи и прижимаясь щекой к чужой щеке с довольной, полной умиротворяющего выражения в слегка прикрытом  веками взгляде, улыбкой.   Так ребёнок обнимает в минуты смятения любимого плюшевого мишку, как будто это есть гарант решения всех его бед.
[indent] Перестав, в конце концов, через минуту или около того, тискать как того несчастного Тедди шерифа Фэрфакса, Кэрри отстранилась лишь для того, чтобы пылко расцеловать Росселла в обе щеки, ничуть не смутившись.
- Ох, боже мой, Алекс, ты даже не представляешь, как я рада тебя видеть! Ты совсем не изменился! – Задержавшись на щеках собеседника, легким касанием пальцев к коже, руки все еще там и оставались, точно удерживая чужое лицо в своей власти, даже когда ритуал с расцеловыванием был закончен. Удивительно, но играть почти не приходилось; эмоций хватало сполна для того, чтобы глаза невольно увлажнились, заблестев еще сильнее, а воздух вокруг как будто потеплел на пару градусов.

201-2017 год, США, Фэрфакс, округ  Фэрфакс , штат  Вирджиния.
[indent] Внешне Алекс Россел напоминал неприступную скалу, покрытую ледниками, поэтому в первую встречу Элинор больше испугалась его, чем ощутила что-то иное. Вид строгого шерифа на пороге своего дома ввел её в такой шок и испуг, что первой мыслью было: «Боже, он по мою душу», и женщина не придумала ничего лучше, чем брякнуть первое, что пришло на ум, пригласив гостя на чашку кофе. Даже не на кофе, пить которое в любое время дня и ночи было для американцев вполне естественно, а на чай, господи, на чай! Тогда шериф любезно отказался, без лишней елейности дав понять, что он здесь по делу, а не ради её гостеприимства, и окончательно дал понять, что  с таким, как он, дружбу запросто не заведешь. И Элинор поверила в то, что он такой же, как все в этом городке, и так же, как все они, против её появления.
[indent] Наверно, если бы Джо чаще бывал дома, она погрузилась бы в эту атмосферу, которую заметила много позже, холодной войны между ним и местным шерифом. Вот только ей не с чего было в неё вникать, потому что шерифа Элинор видела, бывали периоды, намного чаще, чем собственного мужчину; Алекс ни разу не позволил себе не то, что перенести на неё, но даже просто дать понять, какие у него чувства к хозяину дома, в котором она жила, но плюс в карму за это от миссис Арчер получил только тогда, много месяцев спустя, когда эту тайну раскрыл её же муж, который, в отличие от шерифа, нисколько не постеснялся не скрывать свое отношение.
[indent] Произошло это незадолго до того, как её затребовали обратно в работу, и к тому времени Элинор Арчер подружилась с Алексом Росселом и без этой информации. В тот вечер Джонатан был дома, когда мелькание проблесковых маячков  вдоль подъездной дороги привлекло  её внимание не в первый уже раз, и, честно, при обоюдной вежливости обоих мужчин, к одному из которых она вышла на террасу, а второй последовал за ней, там, на свежем воздухе Элинор почувствовала такое напряжение, которого не встречала никогда, воздух буквально искрил, пропитываясь эмоциями, которые было даже назвать нейтральными трудно.  И, хотя шериф приезжал по делу, сообщив информацию о пропавшей соседке и попросив быть осторожнее, пока ситуация не получит новые сведения, уточняющие причину этого исчезновения, после его отъезда Джо будто взбесился. Утверждая, что Росселл глаз с его жены не сводил, да смотрел еще как-то по особенному, чего Элинор, честно говоря, не увидела, если бы кто-то спросил её мнения, она бы сказала, что как обычно смотрел шериф, да и взгляд переводил с неё на Арчера регулярно, пока говорил и даже не улыбался, но мужа было не переубедить, он требовал, чтобы с «этим продажным бандитом» она больше не встречалась.  В тот вечер ей очень хотелось снять свои маски и влупить ему отрезвляющую пощечину, требуя ответить, как, интересно, ей не встречаться с главным представителем закона в городе? Даже если она будет не искать с ним встреч, ей придется общаться всякий раз, как у шерифа понадобится в этом потребность, потому что, проклятье, мало быть женой даже агента бюро, чтобы выставить за дверь уполномоченное лицо. Но она так ничего и не сделала, молчала и глупо улыбалась....

2020, июль, пригород Лондона, Великобритания.
- Чего не скажешь о Лондоне, да? – почувствовав прикосновение к волосам, женщина моментально подхватила фразу, рассмеявшись.  – И каков же будет твой вердикт, шериф Росселл, как мне лучше: блондинкой или шатенкой? - точно позируя, она расправила ладонями по плечам волосы, не имея в голосе ни капли серьезности. – Что считает закон по этому поводу? – Глаза были и остаются зеркалом чужой души, единственным способом заглянуть за оболочку, сотканную из обмана, и понять, что там кроется, по крайней мере, в отношении тебя. Как были жесткими и суровыми тогда, несколько лет назад, карие, но не темные, а приятного орехового цвета, глаза мужчины теперь были полны солнечного света на закате, бьющего в окна,  согревающих зимним вечером языков огня в камине, в них не таилось ни строгости, ни зла, ни, что было особенно бесценно, бесконечного свертка неоплаченных счетов, которые пора предъявить. И Кэрри, глядя в них, не могла не отогреваться, постоянно улыбаясь не потому, что надо, а потому, что ей хотелось это делать.
[indent] За неприступной стеной скрывалось доброе сердце, а проницательность не была соседкой морализму, пусть Алекс не совершал чего-то из своих внутренних принципов, он не брался никого судить за совершенное, оставляя это закону только в том случае, если считал, что так необходимо. Может быть, его совесть тоже была нечиста, но за свои грехи он не искал других виноватых, и этим был особенно прекрасен для Элинор. Но и она знала, какая за ней вина, и не могла не тянуться всем своим существом к тому, кто, владея той же информацией, не смотрел на неё, как на редкую мразь, а продолжал видеть человека, которого прежде оценил за другое.
- Ох, Алекс, - улыбка исчезла, глаза, прежде сияющие, в мгновение наполнились влагой, а голос задрожал. И руки, до этого радушно обнимавшие друга, потянулись к нему в мольбе, рождая признание. – Как же мне страшно, Алекс!

Отредактировано Rebecca Menger (29 Сен 2020 12:20:03)

2020, июль, пригород Лондона, Великобритания.
[indent] Все будет хорошо. Удивительно, но Алекс обладал такой внутренней силой, что ему нельзя было не поверить, о чем бы не шла речь, и это было феноменально. Кэрри понимала, что он не всеведущ, не способен исправить всё на свете и не властен над тем, что духи не жали человеку в руки, но, когда Росселл о чем-то говорил, она искренне хотела ему верить, словно эта диковинная сила, наполняющая его, как то могла покинуть пределы тела и окутать собеседника. Хилл не корчила рож на разговоры о чем-то потустороннем, мистическом или паранормальном, потому что насмотрелась в жизни всякого, а дед по прежнему верил в то, что духи еще ходят среди забывших их людей.
[indent] Чувствуя лбом согревающее тепло, она быстро совладала с минутной слабостью, притихнув и замерев в том положении, в каком была. Если бы Купер хоть раз видел шерифа Фэрфакса, он всеми силами хотел его заполучить, в этом она не сомневалась, но у Алекса были жёсткие принципы, которые он никогда не преступал, так что лисичка сильно сомневалась, удалось ли бы его сманить. К счастью, ей не пришлось проверять эту теорию и вряд ли придется, потому что Купер далеко, в тюрьме штата, без малейшего понятия о том, что есть такой человек. Чудовищным кажется даже думать о том, чтобы отдать Росселла кому-то. Нет, о, нет, мало что в этом мире принадлежит Кэрри Хилл, но этот человек только её, в жестокой власти лисьей воли, и делиться им она не желает ни с кем.
[indent] Дыхание выравнилось постепенно, но Кэрри все так же неподвижна, смиренно сложив ладони на груди шерифа, и пытаясь отвлечься тем, что гадает по нотам аромата, что у Росселла за парфюм.
- Я так рада, что ты приехал, - снова повторяет она с настойчивостью аутиста, не открывая глаз и прижимаясь не нему. Странная штука выходит, думает женщина в этот момент, я даже ни разу не усомнилась, не подумала, что он может быть мертв, точно верю свято, что Алекс может со всем справиться, но ведь это не так. Он такой же человек, как все мы.
[indent] Сюда она приехала тайно, никого не привлекая к этим знаниям, и сомневалась, что кто-то из Райтов радушно примет шерифа, пока она не объяснит от и до, кто этот человек, а здесь и крылось самое сложное, потому что нельзя коснуться песчинки внизу пирамиды, не заставив посыпаться верхушки. Да и нужно ли? Когда Алекс приехал, можно перестать озираться по сторонам испуганной синичкой, а гордо расправить плечи: давайте, подваливайте, молодчики, поговорим по-взрослому.
[indent] Касаясь ухом ключицы, скрытой под одеждой, Кэрри слышала ровный ритм биения сердца, размеренный и спокойный, никакого волнения, ни капли беспокойства или смятения, как будто перед ней был не человек, а машина, строго следующая заложенной программе и не испытывающая по этому поводу никакого стресса. Но это не могло быть таковым, в противном случае ей бы не бегать по всем континентам, а сидеть за попытку Джонатана Арчера, в лучшем случае, просто пройти изматывающий судебный процесс по этому делу, потому что хороший адвокат, используя слухи улочки, как раз попытался бы представить произошедшее как самооборону. А убежала потому, что в приступе панике не осознавала, как лучше поступить, как то они, хитрые лисы правосудия, обычно обеляют своих клиентов; в её случае это была бы откровенная ложь, потому что, к своей величайшей горести, в тот вечер Элинор Арчер перестала быть Элинор, превратившись обратно в Катрин Ферне, а уж последняя хорошо знала, что делает. И, увидев блеск маячков, больше всего не хотела вступать в схватку с шерифом, но понимала, что это неизбежно, потому что дать себя задержать означает свести к нулю смысл всего сделанного. Элинор Арчер должна была уберечь в глазах людей, иначе нельзя, как бы больно не было от этого ей самой, до подступающих к горлу приступов истерики, от осознания размеров потерь. Но это агент ФБР, идущий с гордо поднятой головой по жизни, может уйти в отставку и не менее гордо держать голову, выращивая розы в саду, это полицейский после увольнения может не скрывать своего прошлого, а такие, как она, нет, и не потому, что Интерпол не позволит уйти из своих рядов, а потому что по всему миру хватает ошметков зла, которые утратили целостность из-за её внедрения, и любой из тех людей спит и видит, как порвет горло предателю, просто пока не знает, кто он. Одно неосторожное слово, и ты станешь вечной мишенью.
[indent] Собственно-то, ею она и стала; пока что ей не приписывают грехов всех лет работы, но этот кое-кто, умно таящийся в тени, за что-то хочет взять по полной с них, тех, кто не сел в тюрьму вместе с Купером.  Эти люди уже дали понять, что не дураки и не дилетанты, она была уверена, что они уже сели на хвост, а, если даже и нет, то очень скоро сядут и тут.  Конечно, был теперь Джеймс Райт, напрямую заинтересованный в устранении этих господ, но Райт был солдат, хороший в прямом бою, когда противник известен, а операция назначена; Кэрри пока не имела таких данных, их необходимо было восполнить, и здесь требовалась настоящая ищейка, умная, выдрессированная овчарка, способная взять след и пройти по нему, не сбиваясь никакими ухищрениями этот след прячущих.   И никто больше во всем мире не был так хорош в этом, как Алекс, по личным убеждениям Кэрри, настолько проницательный и хваткий, что обошел многих более самоуверенных и высокопоставленных людей.
- Алекс, - успокоившись, она произнесла его имя уже нормальным тоном, без истерических слезливых скачков интонации, тихо, не поднимая головы. – Я работала на Роберта Купера. –  Во время таких признаний обычно возникает потребность видеть глаза собеседника, чтобы понимать его реакцию, но с этим человеком у Хилл такой нужды не возникало, она и так знала, что там увидит.  – Два года, после Фэрфакса, я находилась среди его людей и последовала за ним в Канаду, позволяя Интерполу на него выйти и взять. Но кому показалось несправедливо, что он сел, а кто-то из его людей, - она усмехнулась на этом слове, - остался на свободе, и в Канаде на нас начали охоту. Я постоянно чувствую чье-то присутствие, чей-то взгляд, смотрящий на меня в спину через прицел, но не могу даже сузить круг поиска, и это убивает…. – она прервалась на долгий вздох, - ожидание смерти хуже самой смерти.

Отредактировано Rebecca Menger (1 Окт 2020 09:46:45)