Сердцебиение. Тихий вначале стук на краю сознания

Следы от пальцев огненные, опаляющие, дарующие удовольствие  на грани боли, настолько остро оно ощущалось. Оно зажигало кожу, срывая с губ мучительный стон, и оставляло балансировать на тончайшем острие между наслаждением и страданием. Бедра приподнялись в тщетной попытке найти облегчение, а жалобное хныканье упрашивало позволить сорваться в любую сторону, хоть в рай, хоть в ад, лишь бы завершить это невозможное противоречие, прекратить это застывшее, бесконечное парение между в невозможности закончить, сделать выбор, которого он был лишён. Который не зависел от него. Который он мог лишь выклянчить, выпросить, умоляя о милости. И он получил его. Спустя целую жизнь, миллиарды секунд, миллионы лет, раскалённой вязкой ртутью яд потек по его венам, заполняя кровеносные русла отравой. Он громко и протяжно застонал, выгибаясь в чужих руках, вздрагивая и обрушиваясь в бесконечную пропасть истинного, ослепительного белого освобождения, которое, казалось, длилось часами, терзая тело спазмами оргазмического экстаза. Прижимаясь спиной к сильному телу, до боли сжимая пальцы на чужой руке, что ласкала член через ткань тонких брюк. Вдыхая чужой запах.

Чувствуя их в себе…

На себе…

Везде. В голове. В пульсирующей крови, что вытекала из него с каждым глотком. Буквально в каждой клеточке организма, слившись в единое пространство. Растворяясь, теряя и одновременно находя себя.

Иштван ласково провел чужому животу ладонью, успокаивающе гладя, и осторожно вытащил зубы из шеи, подхватывая обмякшее тело, бережно устраивая на коленях. 

— Köszönöm, örömöm, — прошептал он, слизывая кровь с губ.

— Всё для вас, мой господин, — слабо отозвался юноша в его объятиях, как только перевёл дыхание и смог говорить.

Иштван ещё какое то время подержал его на руках, ласкающе гладя по спине, а затем встал, усаживая мальчика в кресло. Конечно, Люсьену уже исполнилось двадцать три года, но для вампира все, кому не исполнилось триста лет были мальчиками. Он подошёл к столу и взял с него стакан с тёмно-рубиновой жидкостью.

— Выпей, — мягко приказал он, поднося стакан к губам Люсьена.

Тот послушно сделал несколько глотков гранатового сока и открыл рот, принимая кусочек шоколада, который Иштван положил ему на язык. Он поднял голову и посмотрел на хозяина, который буквально был его хозяином. Люсьен Дюваль работал у Иштвана барменом.

И иногда оказывал уникальные услуги своему боссу и его гостям.

— Вы уверены, что я не нужен сегодня на обслуживании. Много народа сегодня будет.

— Абсолютно. И ты не в том состоянии, чтобы выстоять смену. Я вызову водителя, и он отвезёт тебя домой. Отдохни как следует.

— Я могу добраться до дома сам.

— Нет, Льен, — отрицательно покачал головой Иштван. — Я не хочу, чтобы ты бродил один в ночи без защиты. Курт убедится, что ты добрался до дома. Я хочу быть спокоен за тебя. Нет, — повысил он голос, прикладывая пальцы к губам Люсьена. — Это не обсуждается. 

— Хорошо… я… Простите, господин. Это…. Это из-за тех убитых? Про которых по телевизору показывают? Хотя слухи, что у них была удалена кровь. Так это правда?

—  Мы выясняем, — уклончиво ответил Иштван. — Но будь осторожен, милый. — Иштван помог Люсьену подняться, подавая руку. 

— Конечно, кому хочется, чтобы его стейк украли прямо из холодильника, да? — задорно спросил парень.

— Ты же знаешь, что это не из-за еды. Просто береги себя.

— Вы великолепно выглядите, сэр. Хорошей ночи.

Иштван отдал последний приказ водителю, передавая ему на руки чуть пошатывающегося Льена, и подошёл к зеркалу, придирчиво осматривая себя.  Поправил и без того художественно растрёпанные распущенные волосы, чуть сильнее распахнул полы черного блейзера, расшитого сверкающими цветными нитями с вкладками из страз. Стилизованный под витражи рисунок на вызывающе-провокационную библейскую тему, впрочем, не имеющей к святости никакого отношения. И никаких изображений Христа. Он не хотел рассыпаться в пыль от Его изображения на самом себе. Под пиджаком у Иштвана был практически только сам Иштван, не слишком прикрытый прозрачной черной тканью удлиненного топа. Мягко обтягивающие ноги атласные брюки с продолжением рисунка на правой штанине дополняли эксклюзивную композицию, сшитую специально для князя. Иштван буквально олицетворял свой клуб, такой же черно-блестящий, такой же кричащий и роскошный.

Он запер за собой дверь кабинета, направляясь к закрытой сегодня для обычных гостей лестнице. Чужая кровь густой лавой текла в его венах, обжигая и согревая одновременно, отвлекая от бесконечного чувства голода, сопровождающего Иштвана уже несколько веков. Ненадолго, но этого хватит, чтобы почувствовать себя сегодня живым. Даже дёгкий румянец вернулся на бледное лицо.

— Босс, — один из вышибал на первом этаже распахнул перед ним дверь, впуская его в холл, где, несмотря на то, что из зала доносились бухающие звуки начавшегося концерта, всё ещё толпился народ.

— Там ещё разогрев, — пояснил охранник на рамке металлоискателя, выбирая из кучки ярких неоновых браслетов для вип-мест единственный серебристый.

Иштван протянул руку, позволяя закрепить браслет на запястье, — глупость, наверное, учитывая, что все в клубе знали начальство в лицо, но ему нравилось ощущать себя частью толпы. Накидывать на себя иллюзорную вуаль сопричастности и единения. Раствориться среди людей и насыщаться от них их эмоциями. Он умел брать немного, не так эффективно как Шандор, но с каждым прожитым веком у него получалось всё лучше.

Он прошёл через металлоискатель, игнорируя звуковой сигнал, скорее всего от смартфона в заднем кармане или металлических украшений, и позволил человеческим водам омыть себя, рассыпавшимися перед ним будто море перед Моисеем.

— Классный костюм, — с чуть пьяным смешком крикнула несколько вульгарно накрашенная девица в вызывающе алой синтетической блузке, распахнутой на груди почти до самого пояса. Ажурный чёрный бюстгальтер почти лопался на тяжело подпрыгивающей вместе с ней груди.

— Спасибо, — вежливо улыбнулся Иштван, позволяя ей прижаться к себе, притереться обнажённым телом к его груди и чуть прикрыл глаза, делая глубокий вдох. Скользнул носом вдоль шеи, впитывая разгорячённый аромат девушки и тяжелый запах её духов. Легко прикусил зубами сильно бьющуюся жилку пульса и слизал солёный, терпкий вкус взбудораженного счастья. — Ты тоже очень красивая.

Он отошёл, оставляя девушку позади себя чуть дезориентированной и возбуждённой, с тонкой болью между ногами и небольшим головокружением, которое она спишет на алкоголь.

— О! Посмотрите! Это прекрасная райская птица в тёмном подземелье!

Иштван обхватил тонкую, изящную кисть и поцеловал пальцы, унизанные крупными перстнями, в камнях которых отражался блеск сценических огней.

— Имре, — улыбнулся он, наклоняясь, чтобы невысокий друг смог поцеловать его. — Пришёл поддержать своих мальчиков?

— Ты поддерживаешь своих, — махнул высоким бокалом с чем-то кроваво-красным Имре, — а я своих. Спасибо, милый, что одолжил свой клуб. Столько людей пришло. Это успех.

— Это честь для меня, — покачал головой Иштван. — А не для них. Твоя группа великолепна.

— Чисто технически она не моя. — Имре легко запрыгнул на высокий барный стул, который прямо перед ним освободил мужчина, после того, как тот, с трудом стряхнув с себя внимательный взгляд глаз цвета расплавленного гречишного мёда, решил, вдруг, сойти со своего места. — Мои там только деньги.

— И связи, — усмехнулся Иштван. — Но без них они бы не смогли добиться того, что имеют сейчас. Ты всегда любил поддерживать нищих артистов.

— Они самые талантливые, — прошептал Имре, притягивая Иштвана к себе за края пиджака. — И благодарные.

— Со мной только ошибся, — тихо произнёс Иштван, прижимаясь к горячему телу в несколько раз меньше его самого. Но он не обманывался в силе Имре, тот так долго жил на этом свете, что мог с лёгкостью сокрушить его один ударом. — Я вовсе не нищий. И не талантливый.

— О нет, — покачал головой Имре. — Ты мой самый лучший проект.

Он протянул Иштвану стакан с трубочкой, к которой тот нагнулся, обхватывая губами и делая несколько глотков. Кисло-сладкий яркий вкус свежих томатов отчётливо разбавлялся металлической нотой. Он ухмыльнулся, втягивая в себя ещё немного Кровавой Мэри, которая именно в его клубе для избранных клиентов поистине оправдывала своё название.

— Ты здесь по делу?

— Нет, сейчас я просто гость. Наслаждаюсь музыкой и коктейлями. И ты наслаждайся.   

Имре стёк со стула, оставив пустой бокал на стойке и, улыбнувшись Иштвану, исчез в взревевшей толпе, что приветствовала вышедших музыкантов со скоростью, незаметной для глаза человека. Но Иштван видел, как плотные ряды распадались, принимая в себя стройное, обманчиво-хрупкое тело в чёрных джинсах и полурасстёгнутой рубашке, расступались перед невысоким татуированным лохматым  мальчишкой, пропуская его вперед. Они даже не осознавали, что он был возле них, но инстинктивно отходили в сторону, пока тот не достиг сцены. Солист поклонился ему, благодаря за что-то, поприветствовал зрителей и концерт начался.

Передвинувшиеся к сцене зрители освободили проход к вип-балкону, и Иштван не спеша прошёл наверх, кивнув вытянувшимся при виде хозяина охранникам. Балконы располагались напротив сцены буквой П, с более короткими частями по бокам. Центральная, двухступенчатая часть отводилась вип-билетам, правую боковую обычно бронировали звуковики, официальные фотографы, семьи музыкантов и прочие члены команды выступающих групп. Левая же принадлежала Иштвану и открывалась по его приказу. Именно там сегодня отдыхала его команда: и те, кто участвовал в благотворительном мероприятии, и те, кто работал за двоих, подменяя уехавших. Низкие круглые столики вдоль стены были обильно заставлены стаканами и блюдами с закусками, — всё за счёт клуба, он просил не скромничать, и, судя по горам картофеля фри и крылышек, скромничать никто не стал, — народ же толпился возле ограждения, кто стоя и крича хором с толпой на первом этаже, кто сидя на высоких табуретах.

— Ух ты! — Рауль первым заметил начальство, перехватив его у ограждения с бокалом пива в руках. — Вы выглядете… блестящ-ще, князь.

У него уже чуть заплетался язык, и Иштван его не винил. После сегодняшнего очень многие хотели напиться.

— Всё в порядке? — Иштван наклонился, коротко вжимаясь лицом в волосы Рауля и вдыхая его запах, прижимая к себе и фиксируя их связь. Проверяя. Закрепляя и напоминая о себе.

— Более чем, — ответил Рауль, поднимая голову, чтобы посмотреть на своего хозяина, поэтому он заметил короткий серебристый отблеск в его глазах. Иштван медленно поднял руку, стирая большим пальцем каплю пота с виска Рауля и поднёс её к губам, слизывая вкус своего человека. — Фу, гадость, — сморщился Рауль, оглядываясь, чтобы посмотреть, на заметил ли кто. Но все предсказуемо смотрели куда угодно, только не на них. — Скажи, что ты уже пожрал, ваше блестящество, потому что у меня были очень конкретные планы на Кэт.

— Может быть мне их испортить? — вкрадчиво прознёс Иштван, ласково проходясь губами вдоль уха, полуобнажённой кожей чувствуя, как задрожало тело Рауля в его полуобъятиях, как начали слабеть колени человека и раздвигаться ноги с тяжёлым, нетерпеливым всхлипом. — Наслаждайся своей ночью, Рауль, — хмыкнул Иштван, отпуская мужчину и отходя в сторону.

— Ублюдок, — сдавленно ударило ему в спину, вызывая широкую усмешку.

Иштван…

Иштван был собственником. Он был готов делиться своими слугами с другими, но никогда не забывал напомнить им, кому они в итоге принадлежали.

Его встретили бурными криками и приветствиями со стороны прыгающей компании. Он быстро пробежал глазами по людям, пересчитывая своё стадо, — не целое, — и по количеству решил, что часть ушла в партер, развлекаться со всеми. А Иштван искал лишь одного, кто был ему сегодня важнее остальных. Ослепительно белое пятно вспыхнуло в луче вращающегося прожектора со сцены, выставляя его перед Иштваном будто драгоценность на витрине под яркой лампой.

И он очень хотел его купить.

— Как вам клуб, мистер Палмер? — Чтобы задать свой вопрос, ему пришлось подойти вплотную к Фоксу, почти прокричать на ухо, чтобы заглушить шум музыки. — Нравится группа?

Пряно-свежий аромат обволок тело, забивая каждую пору, оседая на рецепторах и вызывая лёгкое покалывание в клыках. В клубе было жарко, и Иштван видел испарину, выступившую на лбу и висках Фокса, чувствовал его жар, который усиливал запах и раскрывал аромат невинности, словно идеальный бокал из тончайшего стекла давал прочувствовать максимально вкус дорогого вина.

Иштван хотел его вылизать. Отвести в постель и попробовать на вкус, довести до отчаяния, забрать себе эту сладкую невинность. Испортить.

Укусить. 

— Ты заказал себе что-нибудь выпить? — махнул он рукой в сторону столика, где лежало несколько ламинированных листов меню. — Не хочу хвастаться, но здесь готовят самые лучшие коктейли в городе.

— Ты обязательно должен попробовать наш фирменный коктейль, Фокс. Мой бармен получил несколько наград за его изобретение.

Парой скользящих шагов Иштван потеснил Фокса в самый угол балкона, ближе всего к сцене, и небрежно прислонился боком к ограждения, заслоняя его собой ото всех, оставшихся за спиной. Впрочем, оставшиеся за спиной отодвинулись сами, чтобы дать боссу пространство для манёвров. Он не хотел ставить Фокса в неловкое положение, но ориентацию свою не скрывал, как и интерес к новому сотруднику, так что почти все деликатно отвели глаза и не вмешивались, наслаждаясь концертом, а не личными делами начальства. Иштван призывно поднял руку, дождался ответного взмаха официанта и знаком показал ему два коктейля. Тот кивнул, что понял, исчезая во тьме за випами. Спустя несколько минут он уже пробирался к Иштвану через кричащую и прыгающую толпу с двумя бокалами в руках.

— Сера и ртуть, — торжественно сказал Иштван Фоксу, забираясь у официанта бокалы.

Один тёмный, почти чёрный из-за густого и приторного черничного сиропа, с добавлением черничной водки, мусковадо, содовой, фиалковой настойки и серебристого шиммера из кандурина, сверкающего ртутью в дымном высоком бокале, украшенным по краю чёрным жжёным сахаром с пылью из съедобного серебра. Горьковато-сладкий со вкусом жжёной карамели из черники, роскошный по подаче и богатый, тяжёлый на вкус. Второй — насыщенно жёлтый, более крепкий, с базой из ржаного виски с добавлением ликёра бенедектин, апельсинового биттера, абсента и трёх домашних настоек, которые пересматривали прочтение классического коктейля тулуз-лотрек на новый лад. Взвесь золотого кандурина и напыления золота по краю бокала превращали подачу в сверкающую роскошь. Визитная карточка ночного клуба “Ртуть”.   

— Два алхимических начала, “Ртуть”, — приподнял Иштван серебряный коктейль, — и “Сера”, смешав которые ты можешь получить эликсир, он же философский камень. У нас, конечно, камня получить не получится, но если слишком сильно налечь на них, то философствовать точно начнёшь, — рассмеялся он, вручая длинный узкий стакан с “Ртутью” Фоксу.

Иштван сознательно хотел откреститься от всего явно вампирского при создании ночного клуба, посчитав это слишком вульгарным. При этом он искал тему, которая бы не была затаскана каждым вторым ресторатором как шлюха в борделе, так что он обратился к алхимии. Ртуть — тягучая, двойственная, управляемая Меркурием стихия воздуха и воды как нельзя лучше отражала жизнь Иштвана: и не живой и не мёртвый, парадоксальный, тайный и магический, вампир своим существованием отвергал все человеческие законы, как и ртуть —  металл, но одновременно жидкостью, была смертельно опасной и убивающей ядовитыми парами всё живое вокруг. К тому же чёрно-серебряная эстетика металла как нельзя лучше подходила для создания ночного клуба.

И служила, всё же, некоторой насмешкой над стереотипами о вампирах, усыпанная обилием зеркальных поверхностей и серебра. Но нейтральные и роскошные серебристые плитки, становились великолепным отражением любого оттенка, превращаясь в поистине грандиозные инсталляции цвета, использовавшиеся во время концертов, танцевальных вечеринок или модных показов, для которых иногда снимали клуб Иштвана. Он любил своё детище, иногда не получая с него никаких доходов, иногда зарабатывая больше, чем планировал, в зависимости от сезона и наполненности, но в целом клуб пользовался успехом, крепко держась на верхних строчках лучших заведений города (и страны). А ещё Иштван иногда подумывал открыть второй клуб, на другой стороне реки, в неоново-жёлтом дизайне и назвать его “Сульфур”.

Для равновесия.

Он сделал несколько глотков своего коктейля, наслаждаясь вкусовым ударом горечи от сложной смеси специй, ягод и трав ликёра и жжёного тона виски. Алкоголь практически не пьянил его, в отличие от свежей крови и горячего аромата человеческого тела.

Иштван глубоко вздохнул воздух, чуть поморщившись от примесей чужих запахов, отделяя нежно-пряный аромат Фокса от всех остальных. Ему хотелось вжаться в его тело, изучить вначале пальцами, а затем языком каждый изгиб, найти губами каждую точку, от которой бы мальчик начал задыхаться и умолять о большем, разложить его на кровати как самое лучшее пиршество для себя, и насладиться им, будто лучшим блюдом в самом дорогом ресторане. Ему хотелось собрать каждый сладкий вздох, слизать каждый стон с этого красивого, приоткрытого рта, целовать его до боли, до изнеможения. Взять его медленно, настолько, чтобы через несколько часов он уже даже не понимал, где реальность, а где бред, сломить волю, заставить кричать, но не от боли, а от наслаждения, которого тот никогда не испытывал в своей жизни. Подчинить себе, лаской и страстью, не силой. Он не хотел причинять этому милому мальчику вред.

Но он хотел его.

И чувствовал, как люди сзади заразились его желанием, ощутили его похоть как свою, потому что она начала просачиваться в их поры, захватывать их тела, заставляя прижиматься друг к другу теснее в поисках облегчения и удовольствия, расслабляться и позволять чуть больше. Он видел в сверкающей цветной темноте, как Рауль скользнул ладонью по бедру Кэт, как она призывно раздвинула ноги, впуская его пальцы в себя с чувственным, влажным звуком, который Иштван услышал смешанным с тихим стоном девушки. Они не будут чувствовать стыда за это, не будут предаваться бесполезным сожалениям о том, что сделали сегодня или сделают, Иштван позаботиться о своих людях, снимет с них всю ответственность за собственное возбуждение, которому не мог сопротивляться ни один человек.

Тяжелые, избивающие рифы вдруг замолкли, оставляя после себя звенящую тишину, в которой не было слышно ни звука, кроме металлического перебора струн гитары, становящийся всё громче и громче, плывя между замершими людьми нежной, тоскливой мелодией. Практически в полной темноте зажёгся белый огонек — кто-то включил фонарик смартфона. Затем второй, третий, четвертый, и вот уже под их балконом раскинулось море огней, волнами качаясь в такт песни.

Иштван забрал из рук Фокса опустевший стакан, чуть касаясь подушечками пальцев его кожи, словно случайно проходясь ими по тыльной стороне его кисти, и наклонился к самому уху.

— Чтобы не мешался.

Это не поцелуй. Но почти. Мягкое, бархатное, как удар крыла мотылька, прикосновение губами к изящному хрящу, сокрытое за словами. Замаскированное под фразу. Зависшее на грани между простым диалогом и возмутительным обольщением. Намёк настолько тонкий, что мгновенно разорвался, стоило Иштвану отойти, чтобы поставить два пустых бокала на ближайший столик. Он вернулся, вновь запирая Фокса в надежную клетку своего тела.

Сильный, чистый голос вокалиста переплетался с гитарными нотами в изящное, красиво кружево, молящий, полный страсти, он ломался и звенел от переполняющего отчаяния, рыдал, возносясь к вершине и обрушивался вниз, добиваемый грохочущими раскатами барабанов и жёсткими, стальными ударами ритм-гитары. Иштван прикрыл глаза и ухмыльнулся, один из очень немногих здесь понимая, о чём пел солист.

“О, Имре, твои мальчики очень бесстыжие…”

Гордо-самодовольный ответ обволок тело Иштвана, дёргая сильной связью, что объединяла их с Имре уже несколько веков. Иштван видел, как плавно — нечеловечески — изгибается хрупкая, почти бесплотная фигура, танцуя среди плывущих огней возле самой сцены. Видел, как вокалист не сводит с неё взгляда. Видел влажный блеск на глазах гитариста, влагу, размывающую чёрный макияж и превращающий его лицо в очаровательный беспорядок. Видел алое пятно на губах барабанщика, сверкающее между белыми зубами, чувствовал запах его крови. 

“Твоя жизнь, пронизанная веками…”

Его желание…

“Разорви мою душу, растерзай, я больше не хочу на дневной свет…”

Их мольбу, что они кричали музыкой.

“Я готов…”

Иштван слышал, как внизу смеялся Имре.

Он покачал головой, улыбаясь ему.

Наглец!

Вспыхнувшие разом все прожекторы выели сетчатку, ослепив до боли под взрыв восторженного зала, ревущего от восторга, восхваляя группу и рыдающего на коленях вокалиста. Иштван оглянулся на Рауля, прижимающего к себе Кэт и смотрящего на сцену странным, нечитаемым взглядом, что-то вроде ненависти пополам со страхом и какой-то ломкой, загнанной болью.

— Прошу меня извинить, — чуть поклонился Иштван Фоксу, отходя от него и оставляя его ради своего человека, смесь чувств которого он не понимал.

И ему это не нравилось. 

Раулю не нравилось, а Иштван был недоволен, когда его слуги беспокоились по причинам, которые он не понимал.

— Милая, — нежно произнёс он, улыбаясь Кэт. — Мне надо украсть у тебя Рауля на пару минут.

— Один час не можете без дел! — недовольно фыркнула она, беспрекословно, однако, отпуская своего мужчину.

От неё пахло алкоголем, свежим потом и сексуальным освобождением. Иштван извиняюще улыбнулся ей, подхватывая Рауля под руку и отводя от основной части толпы, в которой уже весело исчезла Кэт. Он прошёл через два уровня вип-столиков, кивнул охранникам, скинувших для него бархатную цепь ограждения производственных помещений и завёл Рауля в небольшую комнату, которую работники использовали для отдыха и переодеваний. Он захлопнул дверь и закрыл её на замок, чтобы им не помешали. Впрочем, охранники должны были задержать каждого, кто захотел бы прервать их уединение.

— Что случилось, Рауль? — спросил Иштван.

Комната почти полностью защитила их от вернувшейся музыки вышедшей на бис группы.

— Всё в порядке, — невнятно пожал плечами тот. — Ничего не случилось. С чего ты взял?

— Не лги мне, Рауль, — угрожающе произнёс Иштван, подхватывая человека за подбородок и заставляя поднять голову и посмотреть в свои глаза.

— Я не… — осёкся он, увидев в серых, прозрачных глаза растопленное, сверкающее серебро. — Прости, — прошептал он.

— Рауль… — обеспокоенно нахмурился Иштван.

— Это ведь ты сделал? — тихо спросил тот, вырываясь из хватки вампира и отворачиваясь, чтобы содрать с себя его взгляд. — И тоже самое можешь сделать со мной?

— Что? — озадаченно свёл брови Иштван, не делая попыток больше неволить.

— На сцене.

— О… — понимающе протянул он. — Рауль, нет, — покачал Иштван головой, всё же прося посмотреть его на себя. Бережно и мягко. — Это мальчики Имре.

— Имре здесь?

— Да, Имре здесь. И да, я могу сделать тоже самое с тобой. И не только. Я могу заставить тебя ползать на коленях, собирая объедки у моих ног. Могу раздеть тебя и подложить под каждого в этом клубе. Могу лишить тебя разума, воли. — Иштван обошёл застывшего Рауля, вжимаясь в его спину грудью и прикасаясь губами к затылку. — Могу заставить есть дерьмо, самоудовлетворяться на потеху толпе, убить себя. Я могу сделать с тобой что угодно. Но зачем? Я думал, что мы друзья. Ты захотел быть со мной добровольно. И ты прекрасно знаешь о том, что я могу.

— Одно дело знать, а другое — увидеть собственными глазами, — покачал головой Рауль.

— Если тебя это успокоит, то там не было насилия. Каждый лицедей в душе эгкгибиционист.

— Сейчас это называется модная рок-группа.

— Что не меняет сути лицедейства, — мягко рассмеялся Иштван. — Я никогда не сделаю с тобой ничего подобного, — поклялся он, обхватывая его руку и сжимая пальцы. — Ты мой, но лишь до того момента, пока это доставляет тебе удовольствие, — склонившись, он поцеловал его пальцы, а затем дразняще провёл языком по внутренней части, слизывая с них чужой вкус.

— Я даже половины не знаю о тебе, да?

— Ты знаешь обо мне всё. Но мне не обязательно демонстрировать тебе это, чтобы ты понимал, с кем имеешь дело.

— Он вывернул их души наизнанку, — ошарашенно произнёс Рауль. — Выдрал их, выставил перед всем залом.

— И им это понравилось, — успокоил его Иштван. — Верь мне.

— Я… Прекрати, святая дева Мария! — Рауль отобрал у Иштвана свою руку. — Ты хоть знаешь, где она была?

— О да, — протянул Иштван. —  Я точно знаю, где она была.

— Ты невероятен, — вскинул руки Раули. — Просто. Просто невероятен. И как человек, и как вампир, и как вообще всё. Прости, — махнул он в сторону двери. — Я… Я просто…

— Всё в порядке, милый. Просто не лги мне. Возвращайся к Кэт. И не беспокойся, никто никогда не увидит ничего, что ты не хотел бы показать.

— Кроме сегодня, да? — хмыкнул Рауль — Твоим возбуждением накрыло всех.

— Это не то, что я могу контролировать.

— Ты можешь. Но не хочешь.

— Не сегодня. И было темно. Никто ничего не заметил.

— Как ты чуть не изнасиловал беднягу Палмера? Это все заметили. Пожалуйста, постарайся не сожрать его с потрохами, он мне правда понравился. И твой кабинет ещё никогда не был настолько чистым, как при нём. А он ведь только начал.

— Я сделаю всё, чтобы он остался у нас как можно дольше, — пообещал Иштван, открывая дверь. — Покинешь нас? — спросил он, выходя из раздевалки.

— Не знаю, как захочет Кэт. Ты её несколько перевозбудил, и она хочет секса.

— Наслаждайтесь.

Группа уже закончила, и сверху Иштван видел, как музыканты о чём то общались с поклонниками перед тем как уйти. Сбитая у ограждения во время концерта группа сотрудников Центра распалась на разрозненные компании, кто-то допивал напитки, кто-то доедал остывший картофель, обсуждая концерт. Разгорячённая и ещё более активная Кэт заблокировала в углу балкона Фокса, что-то возбуждённо рассказывая ему и смеясь.

Иштван был уверен, что она задержала мальчика для него.

Когда-нибудь он предложит ей полноценно служить себе. А ещё позже — обращение. Они с Раулем были бы его верной опорой на многие года.

Иштван спустился к балкону, ощущая на себе похотливый взгляды гостей вип-зоны, очаровывающе улыбаясь каждому и никому разом, пересёк балкон, отвечая на благодарные выкрики своих подчинённых, здороваясь с теми, с кем сегодня не виделся, взмахнул рукой и поклонился на громкие крики и свист второй части Центра снизу, из партера.

— Я надеюсь никто не пожалел, что пришёл сегодня? — вторгся он, разбивая парочку Кэт и Фокса. — Я вернул тебе твоего мужчину.

— Великолепно! — прокричала Кэт, чуть клонясь в сторону. Иштван деликатно поддержал её, передавая на руки подошедшему Раулю.

— Приглашаю всех на второй этаж, — сказал Иштван, взглянув на Фокса. — После раздачи автографов музыканты к нам присоединятся. Можно будет пообщаться.

— Нет-нет, — замахала руками Кэт. — Мы с Раулем домой, правда, милый? — с нажимом произнесла она, смерив Рауля очень горячим взглядом.

— Возьмите такси и оплатите его с корпоративного счёта, я положил на него деньги. Слышите! — повысил он голос, обращаясь ко всем. — Я не хочу, чтобы вы возвращались домой поодиночке и пешком. У вас у всех есть корпоративный счёт, у кого нет — спросите!

— Есть, шеф! — козырнул под воображаемую фуражку заплетающийся в собственных ногах парень и чуть не свалился, зацепившись ногой за стул.

— Пожалуйста, отвезите его кто-нибудь домой, — попросил Иштван. — Ему сегодня досталось.

— Да, — выдохнула разом погрустневшая Кэт. — Он так рыдал после… после… всего.

— Всё в порядке, милая, — погладил Иштван её по спине. — Мы не можем их спасти, но мы можем пытаться! — громко произнёс. — И делать их такую сложную жить — счастливее. Когда-нибудь человечество забудет даже названия этих болезней, и даже забудет нас, тех, кто стоял у истоков освобождения от них, но не забудут их души, — плавно повёл он рукой вверх. — Они будут смотреть на нас оттуда, замученными ангелами и благословлять. Благодарить за то, что мы сделали сегодня. Спасибо! — поблагодарил он трёх официантов с нагруженными шампанским подносами, которые те подносили к каждому из собравшимся, убеждаясь, что все взяли свой бокал. Иштван забрал два, передав второй Фоксу. — Мы пьём не за смерть, — вскинул он бокал. — Мы пьём за жизнь!

— За жизнь!

Три десятка глоток подхватили его призыв, к которым присоединился рёв снизу, сначала от сотрудников Центра, которым тоже выдали шампанское, только в пластиковых фужерах, для безопасности, а затем и все оставшиеся зрители, также получившие напитки за счёт заведения.

— Я видел ты делал фотографии, — обернулся к Фоксу Иштван, убедившись, что все его гости довольны и стряхнули с себя большую часть тяжести прошедшего дня. — Останешься? Я бы хотел поговорить с тобой о них и купить для сайта.