[video2=100%|70]https://music.yandex.ru/iframe/#track/65533498/10611332[/video2]
Деревня осталась далеко позади, но женщины не переставали плакать.
Они громко и влажно ревели прямо под лобной костью, звоном и всхлипами заполняя собой всё пространство между ушей. Они никак не затыкались, кляни - не кляни, пальцы свои скрюченные, дрожащие, к лицам мокрым тянут, причитают так, что тошно становится по земле идти. Некрасивые, перекошенные лица с раззявленными ртами — стонут, воют, плачут, и так надрывно, что перестаёшь помнить себя. А стоит только перестать себя помнить, как другая свежая память тут же обрушивается на тебя смертоносным и совсем иным женским криком.
Агнар зажмурился. Конь под ним медленно брёл к лесу: глухо стучали копыта по сбитой земле, бряцала упряжь, скрипела выделанная кожа. Вокруг висела туманная, влажная тишина, изредка разбиваемая хлопаньем крыльев или треском лопнувшей ветки. Продолжая сжимать веки до ярко-белых вспышек в живом глазу, Агнар потянулся к шее, нашаривая крупные звенья цепочки, на которой болталась серебряная безделушка — колечко с крошечной вспышкой изумруда в объятьях тугих завитков. Сквозь давящую лихорадку, Агнар подхватил колечко и крепко сдавил его пальцами, достаточно сильно, чтобы продавило даже сквозь огрубевшую кожу до кости — крепко, пока сквозь крики женщин голос рассудка не окреп достаточно, чтобы отчеканить громкий и чёткий приказ:
"Отпусти".
Тишина леса медленно начала просачиваться в уши, затекать сквозь давящую пелену наваждения прямо внутрь, принося с собой животворящую прохладу. Как уже много раз до этого, Агнар постепенно расслабился, тяжело переведя дыхание, и устало обрадовался: голоса всё же ушли. Пальцы слегка разжали хватку, и уже нежнее погладили по полированному металлу, ласково забираясь в обод и чуть выскальзывая наружу. Единственное, что он оставил себе после смерти своей горячо любимой Вальдис, артефакт, ставший одновременно благословением и проклятием. Самим своим присутствием кольцо напоминало о той ужасной ночи, но и прикосновение к нему лечило от страшной памяти, будто само тепло молодой жены, сохранённое внутри, ласкалось к сердцу и прогоняло тьму. Агнар взглянул на украшение, неуместно блестящее на фоне его грубой экипировки, а потом поцеловал кольцо и заботливо спрятал его под рубашку.
Конечно, он прекрасно понимал: у местных женщин были причины для слёз. Как и у многих других, кто лишился родных и близких по чужой прихоти. Он видел много слёз будучи солдатом, и гораздо больше с тех пор, когда стал дйофла веидимадюр — охотником на демонов. Во взгляде обывателей такие, как он, были равно здравомыслящими людьми, как, например, ловцы дыма или укротители молний. Охотники долго не живут, это все знают, а потому ими становились в основном люди отчаянные — и отчаявшиеся. Человек с меткой смерти — не самый желанный гость в доме, и всё же люди питали к таким чувство уважения, даже сострадания... наряду с агрессией и презрением, в конце концов, никогда нельзя сказать наверняка. Стоит только заприметить, что у человека один искусственный глаз — лотерея начинается.
К слову, Агнар Мортерм был горд своим стеклянным глазом. Работа искусных мастеров западной столицы поражала сходством с его натуральным глазом, и лишь навечно замерший зрачок и едва заметно отстающее движение могут выдать подмену. Кроме эстетики, в этом аксессуаре не было больше никакой необходимости, так как в опустошенной глазнице и без него исправно тлел эфирный уголёк из Жаровни Герцога Барбатоса, наделяющий владельца видением Инферно. Эдакая изощрённая насмешка, этот дар: конечно, ты можешь увидеть демона. Но что же ты сможешь против него? И если ответ твой не воодушевляет, молись, чтобы демон не успел понять, что ты его видишь. Но Мортерм не боялся демонов. Другие страхи снедали его гораздо, гораздо сильнее, чем даже самая отвратительная смерть.
Сумерки схватывали лес сильнее с каждой минутой, и Агнар повернулся в седле, чтобы снять и зажечь походный фонарь. Он бы не рискнул пришпорить коня в таком предательском и коварном лесу: так далеко от города конь был дороже золота. Пусть лучше ночь застанет их в чаще, чем он позволит животному сломать ногу. Вообще по расчету домик лесника уже должен был показаться из-за стволов, а значит приступ задержал охотника дольше, чем ему бы того хотелось. Глухо чертыхнувшись, охотник приладил горящий фонарь к шесту, крепко притороченному к седлу, и рыжий свет масляного огня отбросил островок света под морду коня.
"Где этот чёрт..." — Мортерм шире распахнул глаза, окидывая взглядом сизый мрак. Лесник должен был встретить его, но его не оказалось ни в селе, ни на границе леса, ни здесь, в условной точке, означенной сложенным путеводным курганом из камней. А ведь его рабочий дом в лесу по договору должен был стать штабом для операций, где Мортерм мог расчертить магические круги, наварить зелий, и откуда мог совершать набеги на триангулированные точки скопления потустороннего зла. В своем деле Агнар был не слишком долго, но его плечи тяготила офицерская служба в имперском легионе, где он волею случая вынужден был касаться дел, чуждых простому люду. Камзол с пуговицами из тролльей кости всё ещё был его любимым.
Верховой зверь медленно вошёл по тропе под раскидистые еловые лапы, и охотник аккуратно придержал ветку рукой. Потом он снял со спины свой гладкоствольный кавалерийский карабин и взвел курок на колесцовом замке. Обычно эти леса кишели диким зверьём, однако за последние дни Агнар не встретил даже зайца или лисы, будто местные чащи затихли, и вся живность куда-то ушла. Он и раньше видел, что животные уходили из владений тёмной силы, оставляя лишь пауков и насекомых, но никогда раньше — на такой большой территории. И всё же предосторожности были не лишними.
Вскоре мрак подобрался к качающемуся фонарю вплотную. Пламя мерцало от мотыльков, кружащихся вокруг ненастоящего солнечного луча, и это были единственные живые существа, сопровождавшие охотника в этом молчаливом путешествии. Агнар повёл затекшими плечами и выпрямился, потягивая уставшую поясницу. В своей голове он перебирал информацию, которую ему дали местные жители, и раздумывал, с чего стоит начать. Мысли об этих похищениях и смертях может не так бы волновали его, но факт того, что жертвами становились в основном дети, будило внутри него какую-то глубинную ненависть. Её питала и собственная мечта о нормальной семье и ребенке, которой так и не суждено было сбыться. Он хорошо запомнил полные скорби глаза: это поможет ему выпустить пулю, пусть даже жестокий зверь обернётся самым нежным и красивым цветком на земле.
Сначала тонко потянуло дымом очага. Затем тропа, густо поросшая лесным кустарником, стала расступаться, и наконец открыла небольшую поляну, ведущую к маленькой хижине. Не скрывая облегчённого вздоха, охотник встрепенулся, скидывая с себя усталость, и спешился, обманчиво опуская оружие. Конь пошёл следом, распространяя слабый свет от лампы.
— Хозяин! — Позвал он не слишком громко, достаточно, чтобы быть услышанным в доме, и при этом не слишком распугать мрачную тишину еловника. — Старый прохвост, лесник! Принимай гостя, уговор свой держи, — продолжал говорить Агнар, при этом внимательно разглядывая жилище и опасливо принюхиваясь. — Видишь, сам тебя нашёл. Выходи теперь: не спрошу с тебя.

Отредактировано Thomas Darcy (20 Авг 2021 09:30:54)

Агнар приподнял карабин.
— Спит что ли, — спросил он себя, и сразу же мысленно добавил: "Или умер".
Вокруг Мортерма все умирают, так или иначе, рано или поздно, и он бы не был удивлён. Огорчён, но совсем не удивлён.
Ему показалось, что он услышал шаги внутри дома. Торопливый, дробный звук едва различимым шорохом пробился сквозь толщу сруба, но охотнику этого было достаточно. Он уже приготовился к самому худшему, как вдруг за массивной дверью грохнул засов.
Охотник вскинул оружие, целясь на дверь, как вдруг в дверном проёме замаячило бледное лицо.
— Не стреляй! Опусти, опусти! — Громко зашипел мужчина и замахал рукой через щель, впрочем сам не спешил покинуть своё убежище. Стариковский глаз безумно вращался в слабом свете лампы.
Когда охотник исполнил его просьбу, лесник приоткрыл дверь чуть шире.
— Что ты шум тут подымаешь! Ты... Ты Агнар? Из Свердже?
Осмелев, старый лесник высунул свою плешивую голову и огляделся, а потом распахнул дверь.
— Заходи давай, быстрей. Я коня твоего отведу, — и, когда Агнар вошёл в дверь, сам шмыгнул наружу и первым делом задул лампу, погружая густой лес во мрак.
Внутри избы было ещё темнее. Под подошвами поскрипывала то ли сухая земля, то ли соль. В растопыренный куриной лапкой светец, торчащий из чурбака неподалеку от входа, была воткнута свежая лучина, но хозяин не спешил её жечь. Низкая крыша и утопленный пол создавали давящее ощущение звериной норы, что лишь усиливалось густой тьмой, пахнущей мхом и древесиной. Ставни на окнах были накрепко затворены, очаг был закрыт чугунной дверцей, и даже воздух здесь был какой-то оцепеневший, сбитый. Такое ощущение возникает в доме, где лежит тяжело больной человек, однако сам лесник не был похож на умирающего от телесной хвори. Мортерм знал: в таких местах хвори телесные не так пугают, потому как страхи душевные жрут много, много больше от просто человека.
Когда лесник, отряхивая руки, вернулся в дом и тщательно закрыл дверь за собой, охотник на демонов всё ещё стоял рядом с длинным столом напротив очага. Видимо, вид его недвижимой фигуры слегка напугал старика, так что лесник вздрогнул, но быстро взял себя в руки.
— Ты только зла не держи, не смог я уехать отсюда, — поторопился оправдаться он. — Понимаешь, тут...
Агнар понимал. Страх за близких способен свести с ума, что уж говорить о безрассудных поступках. Свен сказал ему, что деньги передал именно лесник, впрочем от местного старосты пришла иная, более внушительная сумма, вроде как оба платили вместе, но лесник чуть больше настаивал на личном подходе. В конце концов, и кров охотнику решил предоставить. Мортерм был готов к тому, что лесник захочет убить его во сне, но от того не спешил винить его.
Смущенный молчанием охотника, лесник смерил шагами комнату и присел перед деревянным сундуком, открыл крышку и засунул туда руки.
— Ты всё знаешь, да? Она крадёт щенков, — он тяжело вздохнул. — Она всех забирает. Всех без разбору. Так она всех заберёт до последнего... — горько процедил он и вытащил маленькую буханку хлеба, завёрнутую в лён. Он положил её на стол, а потом снял с полки небольшой глиняный кувшин и поставил его рядом, а потом поднял с угла пузатую бутылку и перелил часть внутрь. По комнате пополз мягкий молочный запах.
— Мне сказали, — ответил Агнар.
— Тогда ты понимаешь, что у меня не было выхода, — вскинулся старик и убрал бутылку. — Намедни пропал ещё один!.. Нужно спасать моего сына.
Охотник молчал. Лесник влажно всхрапнул и вытер лицо рукавом.
— Для тебя это, может пустяк, пустой звук. Сколько нас таких. Но мы ждем, что ты работу свою сделаешь, — мрачно сдался он.
— Сделаю, — не сжалобился Агнар. Да, их таких много было. Больше, чем старый лесник имеет ввиду, но он ошибался в другом: для Мортерма это был совсем не пустяк.
— Сделаешь? Точно? Знаешь, сколько она убила охотников? — Лесник явно терял терпение. Многодневное напряжение явно давало о себе знать: он никак не мог взять себя в руки и постепенно переставал себя контролировать. — Не деньги меня волнуют, Агнар из Свердже. Меня волнует, что душа моего мальчика может пойти на корм ненасытной упырице, а тело его на корм червям до срока. Ты убил Куландру с Можжевелового острова. Ты остановил чуму в Вервике. Говорят, ты голыми руками убил Магни-трольда. Я в таких делах не учён, но думаю, что даже такому, как ты, не стоит недооценивать то зло, что поселилось тут. Ты должен найти ведьму нашего леса, веидимадюр. Ты должен убить её.
Мортерм смотрел, как лесник тяжело дышит, упершись обеими руками в стол. Его страх и нетерпение висели в воздухе так густо, что их можно было резать ножом.
— Я здесь за этим, — подтвердил охотник. Ему постепенно надоедала эта комедия, он устал и давно хотел прилечь, но лесник явно ждал от него другого. Люди вообще в такие моменты жаждут участия, надежды, пусть даже ложной, хоть какой-то поддержки, потому что бороться с самим собой со временем становится всё сложнее. Но Агнар приехал убивать, и не в его привычке было душеспасение временных знакомых путем продолжительных целебных бесед.
— Тьфу ты! — Не выдержал лесник и рывком выпрямился. — Ты по-моему не понимаешь, ничего не понимаешь!
Мортерм медленно опустил курок на место и убрал карабин за спину, одним движением заставляя металлические скобы надежно прицепить оружие. Лесник, явно придя к выводу, что у охотников на демонов — всех до единого — нет сердца, подхватил собранную снедь и направился ко внутренней двери, отделявшей помещения длинного дома. Тихо благодаря богов за то, что хозяин дома наконец притомился сидеть у него на ушах, Агнар пошёл за ним, повинуясь так и не прозвучавшему приглашению.
Их путь лежал через хозяйскую часть дома, расположенную посередине. На лежанках у стены тихонько лежали два свёртка под тонкими шерстяными одеялами. Видимо жена и сын: лежали в тех самых неподвижных позах, когда люди изо всех сил пытаются притвориться спящими. Проходя мимо, охотник скользнул по ним взглядом, но непроглядный мрак мешал ему заметить хоть какие-то детали, так что он просто упёрся невидящим взглядом в более густую черноту впереди, обозначающую спину лесника, и шагал дальше. Тот распахнул следующую дверь и подождал, пока гость зайдет следом, а потом притворил её за ними.
Помещение было очень маленьким. Здесь явно хранилась какая-то снедь раньше, а может ещё что-то — по утоптанному полу кое-где тянулись белесые следы от волоком утащенных мешков, да и обстановка явно была собрана на скорую руку. Лесник предлагал своему спасителю с комфортом разместиться на деревянных планках, на которых накинут соломенный матрас и покрывало, а в качестве стола удобно расположилась перевернутая колода для рубки дров, тщательно очищенная от земли, пусть и не идеально. Здесь было одно такое же плотно затворённое окно и своя дверь на улицу, которую украшал внушительный засов и замок.
— Утром жена встанет — поешь нормально. Мы тебе расскажем всё, что знаем, а пока спи тут, — сопя возвестил лесник, оставив хлеб и молоко на колоде.
Мортерм, умеющий выживать и не в таких условиях, снял с пояса свои две сумки и бросил их к чурбаку, а потом и сам сел на матрас. За чурбаком он увидел каменную тарелку со сложенными лучинами.
Лесник помедлил, а потом всё-таки сказал, прежде чем уйти к семье:
— Я крупно поставил на тебя. Пожалуйста, не сгинь в болоте. Ты ведь наша последняя надежда, — и скрылся за тихо скрипнувшей дверью.
Всегда так. Всегда напор, бывает угрозы — как будто они ускорят или помогут в деле.
Охотник устало потёр лицо ладонями и откинулся на лежанку, которая не могла его уколоть сквозь крепкий кожаный камзол. Спина благодарно заныла, и измученная поясница начала тянуть, но прежде, чем начать готовиться ко сну, нужно было сделать ещё кое-что.
Со вздохом сев на матрасе, Агнар взял одну из своих сумок и достал оттуда один крошечный фиал, а с ним и короткий нож. Присев на колено напротив чурбака, он откупорил склянку, и в нос тут же ударил едкий, горький запах. Охотник тщательно, до последней капли опустошил его в кувшин с молоком, а затем коротко уколол себя кончиком ножа в предплечье. Надавив плашмя на маленькую ранку, он выдавил достаточно крови и потом, постукивая кончиком пальца, стряхнул капли в молоко. Покачав кувшин, он поморщился, а затем принялся пить, управившись за два присеста.
Яд горькой травы, помирившийся с кровью, начнёт быстро рассасываться в его венах, наполняя тело отложенной смертью, что немного мешало существам, ищущим живых, обнаруживать его. Ни жив — ни мёртв. Затем он вытащил тонкую латунную трубку и поставил её в изголовье лежанки: внутри простого устройства была натянута струна, начинающая вибрировать, когда рядом материальный мир переносил вмешательство извне. Звук выходил почти неслышный для уха, но прекрасно ощутимый человеческим телом, что могло предупредить об опасности.
Завтра он продолжит задавать вопросы. Раскинет руны и кости. Завтра... завтра, а сегодня нужно попробовать не пустить в свой сон свежую память.