Безысходность. Именно так одним словом можно описать всю жизнь Хеймитча. Он всю свою сознательную, и не очень, благодаря алкоголю, жизнь боролся с самим собой. Постоянные кошмары по ночам не давали ему обрести покой победителя. Уж лучше погибнуть от тесака какого-нибудь профи, чем жить с таким грузом на сердце. Кто бы знал, что творится в голове у победителя Голодных Игр.
Эбернети предпринимал несколько попыток суицида, чтобы покончить с этим жалким существованием. Но каждый раз возносил нож над венами и останавливал себя… За выходку с силовым полем на Второй квартальной бойне Сноу убил его семью, девушку. Что его вообще останавливает на этой земле? Что держит? Да черт его знает. Ничего ровным счетом! Каждый раз вспоминая об этом, он напивался в слюни, предпочитал вообще не трезветь. В трезвом состоянии не интересно. Невозможно.

Он мог самозабвенно пересматривать записи прошлых игр, пытаться понять, что движет детьми, которые сознательно идут на такое. Словно, в них  с самого рождения заложена эта жила убийцы. Само собой, на арене не будешь думать о таких мелочах, будешь бороться за себя, за свою жизнь… Хеймитч избрал карьеру ментора для молодых детей, которые погибали из года в год. С самого  начала он крайне ответственно подходил к этим обязанностям, но это не помогало. Они гибли. Он устал смотреть на гибель тех, кто мог бы счастливо жить, завести семью и детей. Тем не менее, какая к черту может быть семья?! В этом ужасе, в этом страхе… Зачем рожать детей, если их убьют. И, ведь, кто-то же отваживается на этот шаг. Эбернети так и остался один, не желая связывать свою жизни ни с кем. Лучше с людьми не сближаться. Не чувствуешь боль потери.
Очередной стакан крепкого алкоголя он влил в свой организм, предаваясь мерзким воспоминаниям. Хеймитч ложился спать с ножом под подушкой, и всегда пьяный, погружаясь в нирвану собственных мыслей, которые отпускали, когда мозг уже совсем переставал соображать под действием алкоголя.

Игры, в которых приняли участие Китнисс и Пит стали решающими в истории Голодных Игр. Несмотря на то, что он жутко раздражался, когда юная Китнисс делала все наперекор, даже поругал ее за то, что они с Питом сотворили на арене 74-х Игр. Но потом… Где-то в глубине закралась капля надежды, что, если горстка ягод смогла подорвать спокойствие во всех дистриктах, то значит и весь народ сможет сразиться. И Хеймитч поддерживал их до самого конца…

Лежа в своей постели, он глянул в окно, куда просачивалось летнее солнце. Прошел уже год. Завтра должна была состояться Жатва, где выбрали бы очередных смертников. Хеймитч никак не мог к этому привыкнуть. Невозможно. Привыкнуть. К спокойствию! Какая ирония, черт возьми! Едва продрав глаза, Эбернети похмелился, съел один бутерброд и снова завалился спать. Последние пару месяцев он почти не выходил из своего дома, из деревни победителей. Китнисс с Питом приходили к нему каждый день, не забывали, за что Хеймитч был им безмерно благодарен. Они пытались помочь ему бросить пить, но это было уже невозможно. Страхи и горечь прошлых лет ничем не вытравить, кроме алкоголя.
Раздался стук в дверь, Эбернети снова открыл сонные глаза. Он не хотел никого видеть, а уж тем более вставать. Когда ручку двери повернули, он с ужасом для себя осознал, что забыл ее запереть с вечера… Выхватив нож из-под подушки, Хеймич швырнул его в дверь. Острие ножа застряло в дверном косяке, а на него смотрели ошарашенные Китнисс и Пит. Он выругался, глядя на детей. Да, для него они все те же дети, коих увидел впервые два года назад.

Те снисходительно посмотрел на своего бывшего ментора и помогли ему подняться с постели, сделали горячий чай. Как бы он их не раздражал, все равно они проявляли к нему заботу. Как и он к ним когда-то.
Вот только Китнисс протянула ему письмо. Оно было из Капитолия. Прочитав между строк, Хеймич снова выругался. Это было приглашение на мероприятие в память о погибших на арене… В Капитолии устраивают банкет, там будут все живые победители, а так же все, кто бился за свободу. Эбернети отмел бы эту затею, если бы не Китнисс и Пит. Они все же хотели увидеть своих старых друзей, и всех, кто им помог. А без него они поехать не могут.

Стоя на платформе в Капитолии, сойдя с поезда, Хеймитч еще минуту не мог сообразить какого черта он тут делает. В поезде он немного набрался, а значит вынести всю эту нудятину он сможет. Наверное.
Его лицо расплылось в улыбке, когда в поле зрения он увидел Эффи. О, эта бестия как всегда выглядит слишком… хм.. экстравагантно.