— И передай Пупсичку, что я его очень люблю, — манерно протянула в трубку миссис Бэрриш, от чего у Андрея глаза закатились аж в самую задницу. — Очень-очень люблю. И поцелуй в носик. Скажи ему, что мамочка по нему скучает, — ворковала она в трубку. — И скоро приедет.
— Конечно, миссис Бэрриш, — мягко произнёс Андрей, зажав телефон между плечом и ухом.
— Здесь восхитительно, такое солнце, воздух. Но Пупсичек так сильно тебя любит, он всегда в таком восторге собирается к тебе, стоит только сказать: “поехали к Анди”, и он уже несётся к своей переноске.
— Мы с ним прекрасно ладим, — согласился Андрей, натягивая спортивные штаны.
— Не знаю, что ты с ним делаешь, отчего ему так хорошо у тебя. Я иногда даже ревную.
— Ну, — ухмыльнулся Андрей. — Всё как обычно у двух мужиков: горячие сучечки, пенные вечеринки, сахарные косточки и ловля мячика до упада.
— Ах ты шалун, — рассмеялась Эллейн Бэрриш, перезрелая аристократическая вдова лорда Бэрриша и одна из самых титулованных клиенток Андрея, которая оставляла с ним свою собаку, когда уезжала из Англии “по делам и на отдых”. Брать с собой декоративного любимца она не хотела, дабы не подвергать его нежную психику стрессу от дороги и смены обстановки, а гостиницам не доверяла, потому что “Анди присматривает за Пупсичкой лучше всех”.
Пупсичка уже нетерпеливо пританцовывал возле входной двери, дрожа всем своим крошечным тельцем и сверкая на Андрея большими, умоляющими глазами. У Пупсичка было психическое расстройство идентичности — тот был уверен, что он настоящая, полноценная собака. Поэтому желал делать всё, что умели делать псы стандартных габаритов: запрыгивать на высокие диваны, охотиться на пробегающую мимо живность. Гадить на улице. Но миссис Бэрриш упорно выставляла ему лоток с палочкой, чтобы писать в него как какому то оборванному, презренному коту, и, конечно, Пупсичек раз за разом проигрывал войну со своей физиологией, орошая ненавистную палку золотой струёй, но в доме Андрея он наотрез отказывался делать свои делишки на пелёнку. Максимум, что мог себе благосклонно позволить — это выгуляться на заднем дворе.
Возможно, именно за это он Андрея и любил.
У Андрея, кстати, был большой, красивый и чуть дикий задний двор с кустами и несколькими деревьями. Этот двор был решающим в выборе дома для покупки, перед которым он пересмотрел, наверное, с полсотни других задних лужаек. Но забраковал все. У него даже там вскопано несколько грядок, на которых он выращивал зелень, пряности и многолетние луки. С черемшой он познакомился в России — всеми видами, и свежей, и маринованной, подсел на неё, но найти в Лондоне не смог. Поэтому попросил Олега, а тот попросил своих родителей, чтобы они прислали ему семян и инструкции к ним.
Пупсик любил свободу. Пупсик любил бегать, общаться с другими псами — даже если они и не с первого раза понимали, что тот тоже собака, — валяться в грязи, носиться за палками и вообще вести себя как неразумный дикий зверь, коим он, конечно же, не являлся. Ибо был он воспитанным, ухоженным, дрессированным, аристократичным кавалером с мягкой шёрсткой и расчёсанными ушками. За две-три недели с Андреем эти ушки превращались в грязную половую тряпку, как, в общем-то, и весь Попс целиком. Андрей разделял страсть гордого пса к грязи и гаженью на улице. Перед выдачей любимца обратно миссис Бэрриш, Андрей половину дня проводил за грумингом — мыл, сушил, укладывал, расчёсывал, стриг. И только после как торчащая грязными клоками метёлка превращалась обратно в белоснежного папильона, он усаживал его в переноску и отвозил в особняк хозяйке.
Но сейчас до возвращения миссис Бэрриш оставалась добрая неделя, и Пупсик находился на середине пути превращения в грязного, но счастливого дикого животного.
— Я привезу тебе восхитительную косметику Мертвого моря, Анди, — продолжала сладко напевать в уши Андрея Эллейн, не подозревая, что же на самом деле происходило с её драгоценной крошкой. — Она просто творит чудеса с кожей. Мне нужно бежать, у меня массаж и обвёртывание. Не скучайте мальчики, мамочка по вам очень скучает.
Они распрощались, и Андрей, покачав головой, сделал вид, что счистил с языка приклеившийся к нему сладкий комок.
— Слышал? — подхватил он Поппи под животик, поднимая его на уровень глаз и утыкаясь в его холодный, мокрый нос своим. — Мамочка скучает по тебе. Мамочка велела тебя поцеловать.
Он чмокнул собаку в нос, опустил на пол, зашнуровал кроссовки, сунул в рюкзак-переноску бутылку воды со складной миской для Поппи, проверил его игрушки, и, наконец-то, застегнул на скулящем псе шлейку.
— Давай, стряхнём жир с задниц. И не говори своей мамочке, что я кормил тебя сыром.
Обычно Андрей бегал один. Чаще всего в небольшом парке поблизости от дома: уютном, заросшем густым кустарником и покрытом мягким мхом между деревьями. Кованые под старину фонари приятно освещали вечерние тропинки, давая достаточно света, чтобы видеть в сгущающейся темноте. У Андрея сегодня под вечер случился срочный вызов, и он хотел расслабиться перед сном, стряхнув с себя напряжение рабочего дня. А Поппи, засидевшийся дома, бурлил энергией и хотел погулять.
Привычный маршрут легко ложился под ноги, расслабляя знакомыми пейзажами мозги и пуская мысли в мерный, неторопливый поток в такт ударам подошв о дорожку. Поппи, задорно размахивая густыми прядями на ушках и хвосте семенил рядом на крошечных лапках, впрочем, не отставая ни на шаг. Как вдруг он весь напрягся, завибрировал, кидаясь в сторону, что-то унюхав, а затем громко залаял и скрылся в кустах.
— Поппи! — крикнул Андрей, зовя пса обратно. — Попс!
Это было странно. Тот никогда так не реагировал раньше ни на других собак, ни даже на полуволков, всегда послушно откликаясь на зов и мчась обратно к хозяину. Но сейчас Поппи буквально завывал и истерично лаял, срываясь на нервный хрип или это был другой хрип?
Андрей ускорился, бросаясь в кусты за Поппи и продолжая звать собаку. Чертыхнулся от хлыстнувшей по лице ветке, выскакивая на светлую прогалину, где в тусклом свете темнела какая-то груда, на которую наскакивал с визгливым лаем Пупсик.
— Попс! — крикнул Андрей, подхватывая собаку на руки и прижимая дрожащее тельце к себе. — Всё, мальчик, тихо, я тут, всё хорошо.
Он успокоил собаку, посадил его в рюкзак, который снял и поставил рядом с собой, опускаясь на колени перед хрипящей и скулящей мохнатой кучей. Андрею не показалось, что к лаю Поппи примешивались другие звуки.
— Хэ-эй, — мягко протянул он, пытаясь рассмотреть, что это лежало и почему оно хрипело. Пока не трогая. — Малыш, что случилось? Я просто посмотрю, не буду делать тебе больно. Я врач, слышишь?
Андрей осторожно подобрался к тяжело, со свистом дышащему телу, мягко дотрагиваясь до подрагивающего бока. Вытащил из рюкзака смартфон и включил на нём фонарик, освещая раненное животное.
Не собака.
Очевидно волчьи черты морды и ушей, широкие, сильные лапы и непривычный для этих мест окрас шерсти. Не то, чтобы тут вообще существовал привычный окрас, ибо волков в Лондоне уже с сотню лет как не водилось. Особенно конкретно в этом городском парке посреди города.
Оборотень. Полуволк. Больной или раненный, Андрей ещё не понял, но абсолютно точно в очень плохом состоянии. Поппи словно понял серьёзность ситуации, притих в своём рюкзаке-переноске, только поскуливал и иногда тяфкал, напоминая о себе.
— Меня зовут Андрей, — продолжал он разговаривать с оборотнем, быстро проверяя его состояние. И радуясь, что тот был в животной форме, потому что животных Андрей лечить умел чуть лучше, чем людей. — Андрей Раду Деметреску. И я ветеринар. У меня дом недалеко, я здесь бегаю по вечерам.
Он умиротворённо болтал о разных пустяках, отвлекая полуволка от беспокойства и продолжая осматривать его. Приподнял голову, ощупал шею, за ушами, посветил в глаза — зрачки в них почти не реагировали на свет и начали стекленеть, то ли от боли, то ли, скорее всего, от потери крови, которой всё было залито вокруг. Удивительно, как Андрей её сразу не заметил. В темноте принял просто за тёмную листву. Но руки его уже повлажнели и окрасились в алое.
Очень. Очень плохо.
Учитывая повышенную неуязвимость оборотней, их скорость регенерации, здоровье — чтобы довести до подобного состояния требовалось серьёзное ранение.
— Я не могу здесь ничего разглядеть, — сказал Андрей, снимая с себя толстовку. — Мне придётся отнести тебя домой. Слышишь? — он заглянул в глаза оборотню, и тот дёрнул ушами, то ли слыша, то ли просто от боли. Но у Андрея не было времени составлять с ним договор о лечении. — Тебе нечего бояться, я отнесу тебя в свой дом. И там перевяжу. Не волнуйся, малыш, всё будет хорошо.
Андрей погладил волка за ухом, как можно аккуратнее заворачивая его в свою толстовку, чтобы хоть как-то прикрыть рану и кровотечение. Проверил надёжно ли закрыт в рюкзаке Попс, закинул его на спину и с трудом поднял оборотня на руки.
— Тише, тише мальчик. Или девочка? Прости, я не рассмотрел.
Всё, что ему оставалось, это радоваться, что всю жизнь он вёл здоровый образ жизни и с детства ходил в тренажёрный зал качаться. Иначе путь до дома показался бы ему много, много сложнее. Если бы он вообще дошёл. Наступившая темнота прогнала с улиц прохожих, и им, к счастью, почти никто не встретился, кроме стайки громко смеющихся молодых людей, гуляющих в парке. Андрей спрятался в тени деревьев, ожидая, когда те пройдут мимо, мысленно подгоняя их двигаться скорее. Объяснять, куда и зачем он тащил окровавленное разумное существо Андрей не хотел.
Добрался до дома уже еле удерживая оборотня на подрагивающих руках. Чуть замешкался у двери, опустил волка на крыльцо, потому что не смог достать из переднего кармана ключи, отпер замки и перевёл дух. Похоже, руки у него начали дрожать не только от усталости, но и от выброса адреналина. Он поставил рюкзак у двери, снова поднял волка, который даже не застонал от боли из-за перемещения, и бросился с ним в заднюю комнату, где располагался кабинет.
Мысленно извинился перед Попсом, которого не стал выпускать из переноски, опасаясь, что тот может помешать.
В кабинете он уложил волка на смотровой стол, скинул с себя потную футболку, накинул чистый халат прямо на голое тело, тщательно помыл руки, убрал волосы под шапочку и надел маску. Конечно, полуволк уже нахватался всякой дряни, пока метался раненый по лесу, но у Андрея рефлекс. Натянул резиновые перчатки, включил лампу над столом, и, наконец-то, получил удобное место для работы.
— Чёрт, — прошипел почти про себя, рассмотрев как следует окровавленный бок с дырой в нём. Он достаточно часто выезжал с мужиками на охоту, чтобы знать, как выглядит пулевое ранение. — Сейчас всё сделаем, малыш не беспокойся, — на автомате успокаивал он его как своих обычных пациентов, подозревая, что малыш после обращения мог перекинуться в какого-нибудь мужика средних лет старше самого Андрея. Но он хотя бы точно понял, что это мальчик. Очень умирающий, раненый мальчик. — Мне придётся тебя побрить, — снял он со специальной подставки подключённую длинным проводом электрическую бритву и включая её. — Я не вижу рану. Не волнуйся, я не буду брить тебя целиком, только вокруг раны, — тихо напевал он, быстро удаляя густую шерсть с кожи.
Словно оборотень вообще понимал его. Андрей обеспокоенно кидал на того быстрые взгляды, проверяя, как тот себя чувствовал. Чувствовал пациент, конечно себя не очень. Пациент натурально умирал.
Ну уж нет! Не на столе Андрея! Не в его смену!
— Я вколю тебе обезболивающее и противовоспалительное, — махнул он перед носом волка шприцом, прежде чем набрать примерное количество лекарства из ампулы.
Вес и возраст прикинул на глаз, спросить, к сожалению, было не у кого. Поставил укол в заднее бедро, обработал рану, разложил инструменты на столике рядом с собой. Работал сосредоточенно, быстро, не отвлекаясь на громкий, гневный лай Поппи из прихожей. Вычистил уже начавшие закупоривать порванные сосуды сгустки крови, вытащил застрявшую в мышцах пулю, ещё раз всё промыл, зажал, зашил, протягивая рассасывающуюся хирургическую нить толстой, закруглённой иглой. Убедился, что всё чисто, замазал поверхность дезинфицирующим раствором, закрыл стерильной повязкой. Осмотрел ещё раз более внимательно, выискивая незамеченные травмы или переломы. Потом вытянул переднюю лапу, сбривая немного шерсти на ней.
— Я сейчас поставлю тебе капельницу. Ты потерял очень много крови.
Андрей продолжал говорить с полуволком, надеясь, что тот слышит его и не волнуется. Хотя, сложно наверное, не волноваться, когда в твоей мохнатой заднице торчит пуля и ковыряется какой-то незнакомый хрен.
Он поменял перчатки, достал из шкафа оборудование для капельницы, пакет с физраствором и подкатил стойку.
— Выживешь — выставлю тебе счёт, — хмыкнул Андрей, ощупывая пальцами лапу, чтобы найти вену. — Увидишь его — пожалеешь, что не сдох.
Весёлый врачебный юмор.
Андрей легко ввёл иглу в вену и подсоединил к катетеру гибкий шланг капельницы. Закрепил лангеткой лапу в выпрямленном состоянии и смог выдохнуть.
— Ну, это всё, что я могу сделать, — выключил он лампу над столом, чтобы та не светила волку в глаза. — Следующие пара часов решающие. Давай, мужик, не смей херить мои усилия. Ты приполз сдыхать под куст к ветеринару, ты должен воспользоваться этим шансом.
Он устал упал на стул рядом со столом, мягко гладя волка за ушами. Наверное, это не очень уважительно, но тому явно требовалось поддержка и утешение.
Андрей верил, что его действия хоть сколько то успокаивают.
— Услуги по поглажке я тоже внесу в счёт. Даже не смей загнуться тут и не оплатить его.
[nick]Andrei Radu Demetrescu[/nick][status]доктор секси[/status][icon]https://i.imgur.com/8WtXcZl.jpg[/icon][lz]<div class="lz"><div class="lzname"><a href="https://capital-queen.ru/viewtopic.php?id=637#p27505">Андрей Деметреску, 38</a></div>Добрый доктор Айболит для хвостатых и блохастых, завёл себе ирландского <a href="https://capital-queen.ru/profile.php?id=265">пёсика</a>. </div>[/lz]
