[indent] Много лет назад это поместье процветало в руках семьи, чьи предки имели удачу оказаться полезными королевской семье, что позволило им выбиться из средних слоев  и получить титул с наделом земли, благодаря чему их существование, как и существование их потомков – при должно разумном подходе – могло быть обеспечено более чем щедро на многие годы. Так и сложилось, и имение Лангефорд не знало нужды вместе со своими обитателями, пока не пришли ветра перемен, вырывая из рук аристократов, привыкших почивать на предками добытых лаврах, всю их власть и благосостояние. Очень многие семьи в начале века, не проявив бдительности и проницательности ума, к его концу потеряли слишком много из того, что имели, и находились у порога полного и постыдного  разорения. Главы этих семей вели себя по разному – одни выпивали последнюю порцию еще хорошего виски и пускали пулю в висок, другие продавали все ценное и уезжали в жилье поскромнее, отдавая свои роскошные некогда поместья в наем более удачливым людям, третьи же  - с тяготой на сердце, но продавали свои земли и дома, чтобы обеспечить детей хотя бы скромным приданым, которое пригодится им для вступления в удачный брак, где выйдет такая партия, при которой не останется нужды в сытном ужине и теплом платье, даже если по улицам придется хоть пешком.
[indent] Такая участь ждала Лангефорд – его последний хозяин обнищал окончательно и наделал в попытке спасти свое положение столько долгов, что кредиторы грозились отобрать имение без всяких торгов по самой низкой цене, лишь бы её хватило для уплаты обязательств перед ними. Отчаяние наполняло собой каждую комнату, знавшую когда-то истинный лоск и роскошь великой английской гордости старинного аристократического рода, бедность проглядывала сквозь прорехи в интерьере, образовавшиеся от нехватки средств для должного ухода на протяжении уже нескольких лет – не меньше.
[indent] Хозяйка дома, пожилая леди в скромном сером платье, сидела с такой прямой спиной точно в горле застряла палка и смотрела на гостя с превосходной смесью презрения и подобострастия в глазах, совершенно очевидно она хотела показать ему, что леди Лангефорд не уронит собственного достоинства и не станет просить, торгуясь, но при этом так часто нуждалась в лишнем центе и отказывала себе в нем, что невыразимо сильно желала отбросить в сторону все свое привнесенное воспитанием и на несколько минут стать ровней торговке с улиц  Лондона,  начав выпрашивать более высокую цену в мучительной надежде на то, что прибывший господин окажется не чужд к её горю и примет эту ставку. 
[indent] Когда то среди знати Англии само собой закономерным считалось испытывать сострадание к равному по происхождению, оказавшемуся в беде, и стремиться помочь ему, если к тому есть возможность, но это время давно прошло с расцветом капитализма.  Миссис Элизабет Шорли, леди Лангефорд, к настоящему часу слишком хорошо познала отсутствие милосердия среди былых друзей, потому что до приезда – о котором их уведомил приказчик письмом – гостя  неоднократно писала и даже сама навещала всех представителей своих старых связей, моля их о помощи – тщетно. Иначе и быть не могло, ведь Лангефорд было имением среднего звена значимости среди всего круга знати, и его владельцы не имели выхода на те золотые верха, которые имели в своих руках столь многое, что лишь немилость королевы могла повергнуть их в несчастье, но никак не капитализм, а те, с кем мистер и миссис Шорли имели связи, сами находились не в самом счастливом положении.  Кто же станет отдавать во благо другого то, с лишением чего сам может пойти по миру?
[indent] Гость сидел глубоко в кресле, широко расставив длинные ноги и привалившись спиной к мягкой обивке, в которую частично погрузился под своим весом. Он прибыл верхом и поэтому высокие сапоги были покрыты застывшими грязевыми брызгами на черной матовой коже, доведенной перед выездом до блеска тщательной чисткой. Черным был и весь костюм мужчины – от брюк до пиджака, лишь белый ворот рубашки поднимался над шелковым шейным платком все того же мрачного черного оттенка.
[indent] Даже будучи приглашенным в дом, гость не снял плотно сидящих по руке перчаток и по этот самый момент продолжал оставаться в них, безразличный к предложению подать чаю или иного напитка. Миссис Шорли думала про себя, что лицо у господина приятное – могло бы быть, не имей оно столь сердитое и неприступное выражение. Взгляд его, застыв на одной точке, не двигался и не интересовался ничем больше, все попытки хозяйки дома, чувствующей себя по въевшимся под кожу привычкам обязанной развлекать посетителя, оставались без отклика. Даже когда мистер Шорли – проходя мимо и задержавшись, чтобы выказать любезность – рассказал шутку, над которой все смеялись, плотно сжатые тонкие губы на остром худом лице даже не дрогнули самыми уголками.
[indent] Чарльз Норрингтон – а это был он – совершенно не питал желания соблюдать поклоны учтивости и изображать из себя того гостя, о котором будут вспоминать с восхищением. К тому же он был раздосадован тем, что против всех договоренностей дражайшая леди, терзавшая  его печальными воздыханиями о этом самом месте пока он не сообразил предложить ей приобрести поместье, снова решила, что опоздать к осмотру – самое лучшее из всего, чем она может порадовать своего графа.

[lz]Чарльз Норрингтон, граф Фэнтон, уроженец американского Юга, родился в 1850 году; свидетель войны, наследник английского дядюшки, продавший свою свободу за золото. [/lz][status]граф[/status][nick]Charles Norrington[/nick][icon]https://d.radikal.ru/d21/2011/42/1792c72beb48.jpg[/icon]